.
За разъяренной сиделкой захлопнулась дверь.
– Говори тише, она подслушивает под дверью.
Это произнес Барон, но это трудно было назвать голосом. Его привыкли слышать громко
отдающим приказания, а сейчас он говорил шелестящим, пропадающим голосом, которому каждое
следующее слово давалось с большим трудом.
– Прошу прощения, сэр, но мне нужно сконцентрироваться, – сказала Тиффани, – Я себе места не
найду, если что-то пойдет не так.
– Конечно. Я помолчу.
Процесс отбирания боли опасен, труден и очень-очень утомителен, но в качестве прекрасной
компенсации можно было наблюдать, как посеревшее лицо старика возвращается к жизни. Оно даже
слегка порозовело, и, по мере того, боль стихала и перетекала через Тиффани в новый крохотный
невидимый клубок за ее правым плечом, все более и более наполнялось жизнью.
Равновесие! Во всем должно сохраняться равновесие. Это было первым выученным ею
правилом. Ось циркулярной пилы ни внизу, ни вверху, но и верх и низ меняются в ней местами, хотя
она сама сохраняет неподвижность. Нужно стать осью пилы, чтобы боль текла сквозь тебя, а не в
25
Терри Пратчетт. Плоский мир. Я надену чёрное.
тебя. Это трудно, но она это сумеет! Она могла собой гордиться. Даже Матушка Ветровоск
хмыкнула, увидев однажды, как Тиффани продемонстрировала ей свой трюк. А заслужить хмыканье
от Матушки Ветровоск все равно, что услышать от любого другого аплодисменты.
Барон же улыбнулся.
– Спасибо вам, мисс Тиффани Болит. А сейчас, я бы хотел сесть в кресло.
Это было необычно, и Тиффани пришлось это обдумать.
– Вы уверены, сэр? Вы очень слабы.
– Да-да, мне все об этом только и твердят, – ответил Барон, отмахнувшись. – Понятия не имею, почему они думают, что мне самому это не известно. Помогите-ка мне подняться, мисс Тиффани
Болит, потому что мне нужно с вами поговорить.
Это было совсем не трудно. Девушка, способная вытащить тяжелого господина Петти из
постели, легко справиться с Бароном. С ним она обращалась словно с дорогим фарфоровым
сервизом, на который он теперь стал похож.
– Полагаю, мы с вами, мисс Тиффани Болит, за все время, что с вами встречались, ни разу толком
не поговорили? Я прав? – спросил он, когда Тиффани усадила его, вложив в руки трость, на которую
он мог опираться. Барон был не из той породы людей, которые привыкли разваливаться в кресле, если можно было сесть на его край.
– Ну, полагаю, да, вы правы, сэр, – осторожно ответила Тиффани.
– Мне кажется прошлой ночью ко мне являлось приведение, – продолжил Барон с небольшой