— Мне, наверное, следовало бы убить тебя, — галл с трудом выговаривал слова, как человек, к которому не вполне еще вернулось сознание. — Ведь кровь доблестных мужей на твоей совести. Если бы ты раньше дал сигнал к атаке, то хотя бы некоторые из них были живы теперь.
Бран сложил руки на груди. У него были очень усталые глаза.
— Убивай, если хочешь. Я уже сыт по горло этой резней. И вообще, все мое королевское правление противно мне, как холодный мед. Король должен играть, используя в качестве игрушек обнаженные мечи и людские жизни… Здесь ставкой был весь мой народ. Да, викингов я принес в жертву и страдаю от этого! Это были доблестные люди! Но если бы я отдал приказ тогда, когда ты ожидал этого, все могло бы пойти прахом. Не все римляне были в узком месте ущелья, им достало бы времени опомниться и одержать верх над нами. Король принадлежит своему народу и не может позволить чувству жалости к другим влиять на его решение. Поэтому я и ждал до последнего — и викинги погибли… Я помню об этом и мучаюсь, но мой народ теперь спасен.
Кормак, совершенно опустошенный, убрал меч.
— Да. Ты рожден быть королем, рожден быть властелином людей, Бран, — признал галльский князь.
Взгляд Брана блуждал по полю битвы. В воздухе блестел густой запах крови. Варвары-победители мародерствовали над убитыми. Римляне, которые сложили оружие и сдались, спасаясь от смерти, стояли теперь под охраной, глядя на своих победителей горящими глазами.
— Мое королевство и мой народ спасены. Сейчас все живущие в вересках придут ко мне, и их будут тысячи. Когда Рим снова двинется сюда, он встретит отпор единого народа. Но я очень устал. Что с Куллом?
— Зрение и разум мне помрачила битва, — ответил Кормак, — но мне показалось, что я видел, как он исчезает, будто дух, в блеске заходящего солнца. Я поищу его тело.
— Не ищи, — произнес Бран. — Он вышел из восходящего солнца и в заходящее ушел. Он прибыл к нам издалека, сквозь мглу веков, и вернулся к себе, в свое королевство.
Кормак отвернулся. Наступала ночь. Гонар встал перед ними, как белый призрак.
— В свое королевство, — повторил, как эхо, колдун. — Время и пространство — ничто. Да, Кулл вернулся в свое собственное королевство, к своей собственной короне и к своему времени.
— Так он был духом?
— Разве ты не чувствовал пожатия его руки? Не слышал голоса, не видел кровавых ран, не видел, что он ел, пил, смеялся? Что убивал?
Кормак стоял, как в забытьи.
— Оказывается, возможно, чтобы человек попал из одного века в другой вместе со своим оружием… Значит он был таким же смертным, как и в своем времени… Кулл мертв?