У стадиона Алексей повернул к стоянке. В этот же самый момент откуда-то со стороны выскочил наперерез трофейный БМВ. Шофер не мог не видеть нашей машины, но не тормозил, считая, очевидно, что мы обязаны дать ему дорогу.
Я до боли сжал ручку дверцы. Алексей рванул на себя ручной тормоз. Меня бросило вперед, и если бы не вовремя вытянутые ноги, лоб мой наверняка украсился бы здоровенной шишкой.
— Проезжай, чего стала! — закричал Алексей с интонацией профессионального шофера.
БМВ тронулся и моментально затерялся среди других машин. Я успел разглядеть шофера — это была миловидная молодая женщина с двумя рядами орденских планок, прикрепленных к светлой блузке. Рядом с ней сидел молодой авиационный офицер и смеялся.
Алексей почему-то вдруг откинулся к спинке сиденья с выражением мучительного напряжения на лице. Он что-то вспоминал.
— Что с тобой? — спросил я.
— Так, ничего, — ответил он, включая скорость.
Мы приехали за добрые полчаса до начала матча. Алексей стал задумчив. Долго и пристально рассматривал трибуны, и я заметил, что взгляд его устремлен к краю противоположной. Пригляделся и увидел женщину из БМВ…
Игра удивительно быстро кончилась. «Динамо» проиграло «Спартаку». Толпа разгоряченных болельщиков теснила нас к выходу. Вдруг я почувствовал, как Алексей сжал мою руку выше локтя. Невольно оглянулся: почти вплотную за нами шла она.
— Внимание! — прошептал Алексей.
Я замедлил шаг, и, когда у выхода толпа стала редеть, мы почти столкнулись с ней лицом к лицу.
— А помните черный «шевроле»? — пропел Алексей, внезапно нагибаясь к ее уху.
Она взглянула на него полными удивления глазами, а старший лейтенант строго сдвинул брови.
— Так вот вы кто! — усмехнулась она, останавливаясь. — Сразу вас и не узнать! Володя, это тот, кто мою «эмку» шуранул!
Старший лейтенант недоверчиво взглянул на Сорокина. Трудно представить майора с Золотой Звездой на груди простым шофером.
— Не смотрите ревнивым взором молодого мужа, — пришел я на помощь Алексею.
— Не такой уж молодой!… Если считать три года за год, то его стаж уже целых пятнадцать лет! — Она не скрывала откровенной насмешливости; очевидно, прошлое не было ни прощено, ни забыто, и ей доставляло удовольствие ощущение собственной независимости и, если угодно, превосходства над человеком, давняя встреча с которым не оставила добрых воспоминаний.
— Да, годы прошли, — сказал Сорокин, видимо уловив, что одно его неосторожное слово может вызвать резкость.
— Вы и тогда уже были Героем? — она смотрела на Сорокина немигающим, как писали бы сто лет назад, гипнотическим взглядом; весь ее облик олицетворял достоинство; и без того красивая, со стянутыми в пучок на затылке длинными золотисто-ржаными волосами, в эти мгновения она в своем затаенном гневе стала еще прекрасней.