В его голове роятся все эти ужасные воспоминания, и в какой-то момент он может сосредоточиться и разметить кусок картона, или подогнать полку, или спокойно шлифовать кленовое покрытие, а затем его вдруг бросает в дрожь, и он пытается избавиться от этих навязчивых мыслей, бесконечно повторяя себе безобидные слова, например, «поверхность», или «клен», или BlackDecker [4], повторяя их как мантру, которая, как однажды сказал ему доктор, может помочь успокоиться. Но он не может остановить этот поток воспоминаний о Ким и ее гнусных выходках, и чем больше этих воспоминаний, тем больше он уверен в том, что она появилась не для того, чтобы попросить наличных, ей нужно нечто большее. И он понятия не имеет, что именно, как и тогда, когда она исчезла вместе с его дочерью, и он понятия не имел, куда они делись. Единственное, что он знает, единственная вещь, в которой он готов признаться себе, это то, что Ким по-прежнему пугает его. Она на это способна. И именно потому, что Ким и Лили исчезли, Марк не любит об этом раздумывать, потому что он не знает, к чему это приведет — или насколько сильно это способно лишить его рассудка. Факт тот, что исчезли его жена и дочь (и ее два мальчика от первого брака), и поначалу он почувствовал облегчение. Грандиозное облегчение. На самом деле это было не только поначалу. Ощущение облегчения длилось какое-то время — может, оно длится до сих пор. Однако он точно знает, что может оправдать это чувство. В конце концов, когда они исчезли, во многих отношениях это положило конец кошмару. Конец месяцев, лет лжи и драк, неистовых стычек. Конец его неумению правильно выражать свои мысли. Конец тому, что он становился практически абсолютно беспомощным. Когда он обнаружил, что Ким сбежала, он подумал было о том, что ему дали еще один шанс, что он все-таки не окончательно проебал свою жизнь. Но это не значило, что он не был разъярен на Ким за то, что она смоталась вместе с Лили, не сказав, куда направляется. Он ненавидит, когда кто-то что-то делает за его спиной, презрев его авторитет, наплевав на его существование.
Такова была ее ложь, что он и понятия не имел, когда именно они уехали. В то время они проживали раздельно, и он находился у своей мамы. Неделю Ким не отвечала на телефонные звонки, что было, как он осознал позже, совсем неудивительно, потому что она, вероятно, знала, кто звонил, так как он продолжал глупо названивать примерно в одно и то же время — вскоре после того, как закрываются пабы, — и затем телефон умер.
Пока этого не случилось, он так и не решался наведаться в тот дом, в дом, который он считал своим, дом, который он делил со своей семьей, со своей маленькой Лил. Он появился бы там раньше, если бы ему не было запрещено там появляться, или, точнее, если бы суд не запретил ему встречи с семьей. Это по-прежнему приводит его в бешенство. По крайней мере он не мог понять одного — как ему могли запретить видеться с собственной дочерью, с его частичкой, просто его жена оказалась более виртуозной обманщицей, чем он сам. Просто, как понял Марк, женщинам верят легче, чем мужчинам. Просто система устроена так, что на стороне Ким был большой перевес.