— Чтобы посмотреть, как ты, — говорит он, с облегчением видя, что она прикуривает окурок тонкой, с золотым покрытием, зажигалкой, которую он подарил ей, думая, что, по крайней мере она пользуется его подарком по крайней мере хранит его, и это определенно значит, что в какой-то степени она ценит и уважает его. Если бы он ей и в самом деле надоел и она окончательно обвинила бы его в том, что он испортил ей жизнь, в том, что из-за него у нее низкая самооценка, в том, что из-за него она хочет покалечить себя, конечно же, она бы ее выбросила или, вероятно, продала бы — как он продал те прекрасные часы, которые столько лет назад подарил ему Лоуренс.
— Ты мог позвонить, — говорит она, глубоко затягиваясь.
Замечая, что когда она отводит от губ сигарету, ее рука неистово дрожит, он говорит:
— Да, ну а я хотел тебя удивить.
— Почему ты хотел меня удивить? Тебе плевать на меня. Ты меня не знаешь. Даже моя мама не хочет больше меня знать, она упекла меня в эту психушку на всю оставшуюся жизнь. Знаешь, почему она так сделала? Чтобы в случае, если я покончу с собой, ей не пришлось убирать за мной грязь. Здесь народ все время это делает. Раз в неделю. Тем и знаменито это место.
— Лил, — тихо говорит Марк, краем глаза замечая, что в зал вошла компания каких-то парней, и тоскливо, видимо, даже безропотно начинает раздумывать, получится ли у него когда-нибудь убедить Лили в том, что он говорит правду, — ты знаешь, что мне не наплевать на тебя — сколько раз я должен говорить тебе это? Ты знаешь, что я люблю тебя. Господи, ты же моя дочь.
— И почему тогда у тебя этот фингал на голове? Держу пари, ты подрался с Николь и она вышвырнула тебя из дома, потому что считает полным ничтожеством — ну да, долго же это до нее доходило — и потому что ты жалеешь себя, ты думал, что приедешь и начнешь меня доставать. Ты представлял, что я единственный оставшийся человек, который настолько глуп, чтобы смириться с твоим говном. И все, правда? Бедная Лил, никто ее больше не хочет. Ты думал, что я побегу к тебе вприпрыжку.
— Нет, нет, — говорит он, дотягиваясь до стакана с пивом, стараясь спрятаться за стеклянной пинтой, и он пьет, и делает глоток гораздо больше, чем намеревался, и пиво идет не в то горло, он кашляет и что-то лепечет, и от этого, он уверен, кажется еще более виноватым. Когда он прочистил горло и смог нормально дышать, он говорит, хотя его голос звучит сипло: — Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Моя мама говорит, ты все время ее избивал, — говорит Лили, — и вел себя как идиот-надзиратель, который все время держит тебя на коротком поводке. Она говорит, ты был параноиком, сумасшедшим и во всем винил свою маму, потому что она вышла замуж за какого-то шикарного идиота, и своего папу, потому что он забрал в Америку или еще куда твоего брата, а не тебя.