Но тут его вдруг осеняет: пока он размышлял о том, что у него никогда не находится нужных слов, что он всегда пытается избежать говорить определенно, он, конечно, пытался не думать о Лили и о том, каково будет увидеть ее, впервые за десять лет, и каково будет увидеть Ким и, возможно, ее нового парня, с которым, как она сказала по телефону, они недавно стали жить вместе — и именно этому человеку пришла в голову идея, чтобы она связалась с Марком, ради Лили, так сказала сама Ким — и что это за место, в котором она живет, тепло ли там, уютно ли, достаточно ли там безопасно для его драгоценной дочери… Он вдруг понимает, что он, видимо, просто думает и переживает о том, о чем пытался вообще не думать, без чувства вины, без этого ужасного чувства вины — вины за то, что он действительно так долго не вспоминал о Лили, о том, хорошо ли ей живется, цела ли она, хорошо ли себя чувствует, годы и годы. За то, что он забыл ее. За то, что оставил ее. В конце концов, он вполне счастливо выпутался из этого, не правда ли? Он построил новый дом и создал новую семью. Наверное, он просто пытается пережить за время этой поездки все те десять лет, в течение которых стоило бы обеспокоиться жизнью своей дочери. Наверное, так он пытается переписать прошлое, создать себя заново, пережить еще раз эти ушедшие чувства. В глубине души он желает знать, так же он чувствовал бы себя, если бы они с Николь направлялись в Челмсфорд в «IKEA», а не в Ньюбери к Лили. И он помалкивает, только иногда матерится на какого-нибудь идиота-водилу, а Николь уселась на пассажирском сиденье, сняв ботинки и поджав под себя ноги, зевает, играет с переключателем радио, сбивая все его настройки, рассказывает о школе Джеммы, о своей сестре, о своей маме и о том, когда ее мама приедет к ним в следующий раз. Еще она рассказывает о своей работе. О том, что теперь она стоит во главе команды из шести человек. Что она большой начальник.
Марк и Ким договорились с соседями, что оставят у них Джейка и Сина, но Лили родилась на две недели раньше положенного срока, и в тот момент соседи были в отъезде, так что, пока на свет появлялась дочь Марка, ему самому пришлось присматривать за мальчишками Ким. Он отвел их в кафетерий, который располагался на первом этаже той больницы и в котором воняло маслом, вареным кофе и сигаретами — прямо как в той забегаловке, где они остановились с Николь, на А34, в нескольких минутах от Ньюбери. Там было запрещено курить, он был в этом уверен, потому что заведение находилось в больнице, но этих курильщиков удавалось выставить на улицу с большим трудом. Он всю жизнь ненавидел курильщиков, считал, что они абсолютно антисоциальны. Почему он должен вдыхать чей-то ядовитый дым? Но ему и мальчишкам было некуда оттуда деваться, от ослепительного света огней, от душного жара, исходящего от ламп для подогрева еды, от которого толстые лица поваров сияли болезненным желтым, а фасоль на подносе на прилавке отдавала пурпурным.