Он понятия не имел, как долго продлится кесарево — Ким отмела предложение пойти вместе на родительские курсы, сказав, что у нее уже есть двое детей и что она может рассказать ему обо всем, что он захочет знать, но так ничего ему и не рассказала — и надеялся, что когда это закончится, кто-нибудь придет и сообщит ему, и его уж начинало мутить от того скрежета, который создавали мальчишки, трепля нервы всем остальным посетителям, и тогда он наконец решил, что лучше самим подняться в материнскую палату, которая находилась на седьмом этаже. Для этого надо было пройти через лабиринт коридоров, в другой корпус. Но Джейк и Син не хотели оставлять свой каток и оба стали орать на него, а Джейк к тому же сыпал проклятиями, крича: «Отстань от меня, ты не мой ебаный папочка!» Он всегда так говорил. Так что Марку пришлось схватить их за руки, схватить сильно, не волнуясь о том, что может больно защемить их, что его ногти проткнут их тонкую плоть, наплевав, что и кто о нем подумает, если он так с ними обращается. В первый раз в жизни он вступил в права. Родительские.
В тот момент, когда они наконец добрались до седьмого этажа и им неохотно — как будто они появились в часы, не положенные для посещений, не говоря уж о том, что он стал отцом, хотя по каким-то причинам они не хотели в это верить, — показали послеоперационную палату для матерей, Лили уже родилась. Она быстро уснула, закутанная в тонкое синее хлопковое одеяло, в чистой пластмассовой кроватке, рядом с Ким, которая тоже была без сознания. Он велел мальчишкам заткнуться, оттиснул их назад, а сам наклонился над кроваткой, чтобы погладить свою дочь по красным щекам, по ее теплому, сморщенному лобику и по макушке, на которой лежали прядки липких рыжих волос. Наклонившись ближе, он почувствовал ее дыхание, и оно не было ровным, оно было даже потрескивающим, как будто у нее уже засопливился нос, и он вдохнул грубый запах крови, смешанный с запахом чистого белья и дезинфицирующих средств. У него не было сил прочитать, что написано на бирке, прицепленной к ее тонкому запястью, эта ручка высунулась из-под одеяла и покоилась рядом с головкой, хотя он заметил, что ее пальцы были крепко сжаты, а затем она вся превратилась в большое водянистое пятно.
Когда Марк появляется из туалета, Николь говорит ему:
— Ты нормально себя чувствуешь?
— Нет, ебаный в рот, — говорит он. У него диарея. — Ты бы себя нормально чувствовала?
Она заплатила и ждала его у туалетов, там, где располагался въезд на заправку, и повсюду этот ярко-оранжевый и лимонно-зеленый, и все эти гигантские постеры, рекламирующие завтраки и мороженое. Огромные фотографии превосходных блюд, от которых наизнанку выворачивается желудок. Николь проигнорировала его вопрос, а он и не ожидал получить ответ, и вместо этого Марк говорит, говорит так спокойно, как будто они только что вышли из супермаркета или приехали забирать Джемму с плавания: