— Ты посмотри, что они сделали, — говорит он. — Они закрыли Smiths.
— Марк, — говорит Николь, — возьми себя в руки. Они всего лишь закрыли его на ремонт. Почему это должно тебя волновать? Ты здесь нечастый гость.
— Я просто хотел посмотреть кое-какие журналы, — говорит он, — чтобы отвлечься.
— Ну так вместо этого можешь поговорить со мной. Я что, специально ушла с работы пораньше для того, чтобы ты не обращал на меня внимания? Я сейчас ужасно занята — теперь от меня зависит куча людей. Ты ведь знаешь, мне нелегко было выбить отгул, особенно если вспомнить, что мы скоро отправляемся на отдых. Во всяком случае, я могла бы забрать у мамы Джемму, а не шляться тут с тобой, нервный мерзавец. — Она толкает его руку, но игриво, с любовью, так, как может толкаться только она. — По крайней мере, Джемма будет на моей стороне.
— Прости. Прости, моя хорошая, — говорит Марк. — Это все из-за Лили. Поэтому я такой нервный. Спасибо, что пришла. Ты же знаешь, что без тебя я бы не выдержал.
Он хватает Николь за голые плечи — на ней короткий черный топ с бретельками и кружевом, в машине она сняла рабочую блузку — и притягивает ее к себе, и теперь чувствует, как ее груди распластались по его груди. Она кладет голову на его плечо, утыкается в шею и бодается. Обняв ее, бессознательно вдавив пальцы в плоть ее плеч, впитывая ее внутреннее тепло, излучение ее тела, вдыхая запах этого ароматного лака для укладки, он смотрит сквозь облако ее волос, откидывая их от глаз своим носом, мягко дуя, и видит переполненный зал, и сотни людей по-прежнему не знают, куда им идти и что творится с этими прибытиями и отправлениями. В поле зрения нет поездов, но Марк, несмотря на общую атмосферу хаоса и разочарования, теперь чувствует себя гораздо лучше — держась за свою жену, за свою скалу. Она — единственный человек, который способен привести его в чувство. Единственный человек, который действительно полностью — его. Так же, как он — ее. И всегда был. Марк знает, что ей это нравится — его сосредоточенность, сила обязательств, страсть. Когда в самом начале Николь сказала, что не сможет рано уйти с работы, он действительно раздумывал, не позвонить ли маме и не попросить ли ее поехать вместе с ним на станцию встречать Лили, и это значило бы, что надо извиняться за ту ругань, которую он устроил, когда виделся с ней в последний раз, — но он-то знает, что в конце концов все равно извинится. Он всегда просит у нее прощения. Не то чтобы он сам всегда ее прощал, в нем, в глубине его души, по-прежнему слишком много гнева и боли. Однако ему приятно знать, что она будет поблизости и готова с ним поговорить, если так случится, что она ему понадобится — когда она в следующий раз ему понадобится.