– Я знаю Татьяну побольше вашего, – выговорил Курбатов, не скрывая злости. – Она такой же человек, как все. И я не вижу в вашем поступке ни логики, ни правдоподобия. Это дает мне основания не верить вашему рассказу.
– Но почему?! Я сказал вам правду!
– К сожалению, вы не поняли ничего. – Курбатов выключил магнитофон. – Что ж, продолжайте уверять меня, клясться, божиться, как вам угодно. Но сотрудничать с правосудием вы не хотите, несмотря на прямую, казалось бы, выгоду для себя. Спрашиваю: почему? Отвечаю: вы стремитесь что-то скрыть. А раз вы скрываете, значит, на вас есть какая-то вина. А моя работа как раз и состоит в том, чтобы делать тайное явным и искать виновных. Этим я и займусь. И сообщу вам о результатах. Но…
– Я ни в чем не виноват! – охрипшим голосом выкрикнул Виктор.
– Но пока я работаю, вы посидите под стражей. Подумаете. Сопоставите. Сделаете выводы.
– Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать! Что я убил Татьяну? Зачем? Где здесь логика, о которой вы мне твердили?
– Логика? Ревность – вот вам и вся логика. А еще – желание скрыть компрометирующие вас факты. Причин может быть множество. Кто-нибудь подтвердит, что вы в ночь убийства были дома?
– Таксист… Наверное.
Курбатов засмеялся.
– Вы провели ночь с таксистом?
– Нет. Но я…
– Ладно. Все. Не будем терять время. – Курбатов перестал смеяться и встал. – Впрочем, что касается лично вас, то свободного времени у вас теперь будет навалом.
* * *
Спустя двадцать минут Курбатов постучался в кабинет начальника ИВС – изолятора временного содержания, куда должны были определить Виктора.
– Какие трудности? – поинтересовался начальник.
– Человечек мой присядет у вас ненадолго, – сказал Курбатов. – Вот-вот подвезут. Это по делу Лопатко.
Начальник кивнул.
– Надо бы «человечка» к нему определить. Чтобы было с кем словом перемолвиться.
– Не вопрос, – сказал начальник.
Он позвонил куда-то по внутреннему, буркнул:
– Что там у нас по баянам? Свободен кто-нибудь?
Выслушав, он молча положил трубку.
– Зимухин и Турбан остались, – сообщил он. – Ты как?
– Турбана давай. Я с ним работал. Изощренный, как инквизитор. И вот еще что…
Курбатов задумчиво прикусил ноготь на большом пальце.
– Нужно прослушку поставить в камеру. Для страховки. Постоянная запись в автоматическом режиме. Устроишь?
Начальник улыбнулся и показал кулак с отогнутыми мизинцем и большим пальцем: только наливай!
Это была шутка. На серьезный лад, но только шутка.
* * *
Прошлым утром Вера назначила ему последнее свидание – в секционном зале бюро судмедэкспертизы. Он пришел с цветами, как положено. Курбатов, увидев цветы, высоко поднял брови. Вера лежала на голом цинковом столе, со слегка раздвинутыми ногами. Он часто видел ее в этой позе, но сейчас это мог видеть кто угодно, и в этом была одна из многочисленных противоестественностей смерти. На пальцах ног – потускневший маникюр, зато на руках ногти аккуратно подстрижены квадратиками, и краска держится хорошо. Лицо спокойное, глаза закрыты, волосы собраны в пучок на макушке и перетянуты дешевой резинкой, чтобы не мешали патологоанатому.