Смеется. Скалится. Злится.
Потом объявляют отбой, ходить по камере нельзя. «Гаснет» свет. Блинов падает на свою шконку. Начинается ночь. Тропа войны.
Я лежу с открытыми глазами, стараюсь дышать ровно, чтобы он подумал, будто я сплю. Если он дернется сейчас, попытается убить – я подниму шум, дежурные отмолотят нас обоих, а Блинов, эта мерзкая скотина, очень боится боли. Ну и оставшуюся часть ночи смотровая щель на двери – «китайский глаз», – останется приоткрытой, наблюдать за нами будут плотнее, а это значит, что я смогу отдохнуть. Поэтому Блинов хочет действовать наверняка. Ждет. Тоже не спит.
Первые часы самые трудные. Я занимаюсь тем, что собираю зрение в точку. Оно расфокусировано, мышцы глазного яблока не подчиняются мне, веки сами наползают на глаза. Вверх-вниз, направо-налево, по окружности в одну сторону, в другую. Как утренняя физзарядка.
Потом начинается фаза «фальшивой реальности». Окружающая обстановка словно меняет свои внутренние свойства, начинает казаться частью давно позабытого сна, который снился тебе черт-те когда – в детстве, например. Ведь детям тоже иногда снятся кошмары. Странное чувство. Решение кажется очень простым: надо просто перестать сопротивляться – тогда кошмар закончится, ты проснешься в своей детской постели в комнате с обоями в желтых лилиях, услышишь, как на кухне мама жарит оладьи, а на улице брешет Барсик. Встанешь, позавтракаешь и пойдешь в школу. А если будешь продолжать сопротивление, то и останешься в этом кошмаре навечно...
Под утро вступают призраки. Бродит по камере Пашка Дрозд, состарившийся мальчишка с черными обугленными руками. Чья-то тень горбится за столиком, напевает вполголоса «Шестнадцать тонн» – это Катран сидит за рюмкой, смотрит пристально на меня. Важно вышагивает, хрустя суставами, костлявая фигура, похожая на полуразложившийся труп. Горят огоньки глаз, пальцы пляшут в воздухе, тяжелое зловоние в воздухе... Это Блинов. И он не призрак. Пришел проверить, сплю я или нет. В руке у него замечаю скомканный платок. Можно использовать как удавку, можно воткнуть в глотку, навалиться сверху – пока дежурный контролер подоспеет, я уже коньки откину...
А может – пусть? Все равно рано или поздно он меня подловит, все равно убьет. Зачем продлевать себе мучения?
– Иди спать, дурак, – говорю ему как можно спокойнее.
Он отскакивает от меня спиной вперед, бесшумно впечатывается в свою шконку. Лежит. В его движениях какая-то противоестественная... легкость, ловкость, что ли. Он будто в точности повторил свой путь к моей кровати, только проделал все это в обратном порядке. Как пленку запустили в обратную сторону. Мне страшно. Думаю: или я схожу с ума, или этот Блинов и в самом деле не человек, а какая-то инфернальная тварь...»