— Его сорвали?
— Нет, карниз очень тонкий, он не выдержал бы сильного рывка. Лоскутья…
— Вы пробовали его сломать?
— Нет.
— А откуда вы знаете, что он бы не выдержал?
— Так, на глаз…
Главный инспектор задавал вопросы спокойно, безразлично, словно бы думая о чём-то своём, при этом он смотрел на шкаф, в стекле которого отражался прямоугольник окна, однако вопросы следовали в таком темпе, что Фаркар едва успевал отвечать.
— Ну ладно, — заключил главный инспектор. — Экспертизу обрывков ткани произвели?
— Да. Доктор Соренсен…
Врач перестал массировать свой острый подбородок.
— Ткань была оторвана, точнее, перетерта, а не отрезана. Как будто её… откусывали зубами. Я сделал несколько проб. Под микроскопом срезы абсолютно идентичны.
В наступившем молчании было слышно, как где-то далеко, приглушённый туманом, гудит самолёт.
— Кроме портьеры что-нибудь ещё пропало? — нарушил наконец молчание главный инспектор.
Соренсен перевёл взгляд на Фаркара. Тот утвердительно кивнул.
— Да. Пластырь, большой рулон лейкопластыря, лежавший на столе возле дверей.
— Пластырь? — недоумённо поднял брови инспектор.
— Они им подвязывают челюсть, чтоб не отваливалась, — пояснил Соренсен. — Косметическая обработка покойника. — сардонически улыбаясь, добавил он.
— И всё?
— Да.
— Ну а что в прозекторской? Труп был одет?
— Нет. Но об этом случае… уже докладывал Грегори.
— О, совсем забыл об этом. — Грегори было страшно неприятно, что его поймали на рассеянности. — Одежды на нём не было, но служитель недосчитался одного халата и двух пар белых полотняных шаровар, которые студенты надевают летом для занятий анатомией. Недостаёт также нескольких пар тапочек. Правда, он говорил, что с ними вообще невозможно разобраться. Он подозревает, что прачка либо теряет, либо крадёт их.
Инспектор глубоко вздохнул и постучал оправой очков но столу.
— Благодарю. Доктор Сисс, а теперь я попросил бы вас…
Сисс, не меняя небрежной позы, буркнул что-то невразумительное и продолжал торопливо писать в раскрытой папке, лежащей на коленях.
Наконец он поднял уже начинающую лысеть голову, похожую на головку какой-то птицы, и с треском захлопнул папку. Сунул её под кресло, вытянул губы, словно намеревался свистнуть, и встал, потирая руки с распухшими артрическими суставами.
— То, что меня сюда пригласили, я расцениваю как весьма положительное новшество, — произнёс он высоким голосом, почти фальцетом. — У вас может сложиться впечатление, будто я читаю лекцию, и вам это может не понравиться, но тут уж ничего не попишешь. Серию происшествий, о которой здесь шла речь, я исследовал — насколько это было возможно. Классические методы расследования, как-то: коллекционирование улик и поиски мотивов, оказались несостоятельными. Поэтому мне пришлось использовать статистический метод. Что он даёт? На месте преступления зачастую можно установить, какой факт имеет к нему отношение, а какой — нет. Например, форма пятен крови возле трупа имеет связь с убийством и может подсказать, как оно было совершено. А то, какие облака проплывали над домом в день убийства — перистые или кучевые — и из какого металла — алюминия или меди — изготовлены телеграфные провода около дома, можно считать несущественным. Что же касается этой серии, то здесь вообще заранее нельзя было сказать, какие сопутствующие факторы были связаны с происшествиями, а какие нет.