— Спасибо, — сказал Мусорщик и вернулся к столику Ллойда.
— Мусорщик, познакомься с Кеном де Моттом. Парень с залысинами — это Гектор Дроган. А приятель, который пытается вырастить на своем лице то, что растет у него в заднице, зовется Головным Очком.
Все они кивнули ему.
— Познакомьтесь с нашим новеньким, — сказал Ллойд. — Его зовут Мусорщик.
Все обменялись с ним рукопожатиями. Мусорщик начал ковырять вилкой в яичнице. Подняв глаза на молодого человека с реденькой бородкой, он попросил тихим вежливым голосом:
— Передайте, пожалуйста, соль, мистер Очко.
Все замерли, удивленно глядя друг на друга, а затем разразились громким хохотом. Мусорщик уставился на них, чувствуя, как в груди нарастает паника, а затем услышал этот смех, действительно услышал его и своим сознанием, и своими ушами, и понял, что в этом смехе не было ничего унизительного. Никто из них вовсе не собирался спрашивать его, почему он сжег не школу, а церковь. Никто из них не собирался доставать его по поводу пенсионного чека старенькой леди Сэмпл. Он тоже мог улыбнуться, если ему захочется. И он улыбнулся.
— Мистер Очко, — хохотал Гектор Дроган. — Ну, Очко, тебя-то и имели в виду. Мистер Очко, мне это нравится. Миииииистэээр Ааааачкоооо! Ну, парень, чертовски хорошо звучит!
Головное Очко передал Мусорщику соль.
— Просто Очко, дружище. На это я всегда отзовусь. Не называй меня мистером Очко, и я не буду называть тебя мистером Парнем, договорились?
— Хорошо, — по-прежнему улыбаясь, сказал Мусорщик. — Договорились.
— Ха, мистер Ааачко? — произнес Гектор Дроган застенчивым фальцетом. И снова разразился смехом. — Очко, это не отцепится от тебя до самой могилы. Клянусь, это так.
— Может быть, но я уверен, что Господь это переживет, — ответил Головное Очко и встал за дополнительной порцией яичницы. На мгновение, когда он проходил, его рука легла на плечо Мусорщика. Рука была теплой и твердой. Это была рука друга, она не сжимала до боли и не щипала.
Мусорщик уплетал яичницу, чувствуя внутри теплоту и покой. Эти теплота и покой были настолько непривычны для него, что казались едва ли не болезнью. Продолжая рассеянно жевать, он старался сосредоточиться на этом новом ощущении, понять его. Подняв глаза, он посмотрел на окружающие его лица и подумал, что, возможно, понял, что это было.
Счастье.
«Какие приятные люди, — подумал Мусорщик. И сразу же вслед за этим: Я дома».
В тот день Мусорщик отсыпался, но на следующий день его и многих других доставили автобусом на Каменную Дамбу. Весь день он наматывал медную проволоку, сидя среди груды сгоревших автомобилей. С его места была видна водная гладь — озеро Мид, — и никто не начальствовал над ним. Мусорщик сделал вывод, что здесь не было ни прораба, ни кого-либо другого в этом роде потому, что все, как и он сам, с любовью выполняли порученное дело.