…Она помолчала, окинула меня пристальным взглядом и решительно заговорила:
— Я знаю, что вы — не из Пуришкевичей… Тут один ваш офицер сказал мне: «Я пятнадцать лет прослужил в Польше и в течение пятнадцати лет поляки шипели мне в спину: «Сволочь!..» Можете быть уверены: пока существует русская армия, никакой автономии вы не получите». «Мы отдали на растерзание тело всей Польши. Что же еще нам сделать, чтобы заслужить ваше расположение?» — спросила я его. «Ассимилироваться с нами!»
То есть променять нашу тысячелетнюю культуру на вашу пятисотлетнюю татарщину?.. Так? Потому что какая же у вас цивилизация? Петр Великий обрезал вам бороды и кафтаны и одним взмахом своей тяжеловесной дубинки превратил долгополого холопа в раба, одетого по-европейски… Все по приказу свыше… Другой культуры в России нет.
— Вы разве не читали тех «милостей», которые обещаны Польше?
— Ага! Вы сами потешаетесь над ними. Да кто же им верит? Сколько раз я слыхала от ваших же офицеров: «Бросьте пустые бредни! Не мечтайте о польском королевстве. И никакой вы автономии не получите. Разве может ваше правительство дать вам больше того, что оно дает собственному народу? Если конституция считается вредной для нас, то чем же Польша лучше России?..» Помилуйте, что должны испытывать мы, слушая такие речи, мы, прожившие столько лет в условиях политической свободы? То, что русской Польше кажется благом, для нас — величайшее несчастье».[645]
Революция 1917 года разрушила Российскую Империю, на обломках которой было воссоздано Польское государство, а вместе с ним немедленно возродились не только национально-государственные интересы, но и воспоминания об историческом величии Речи Посполитой, ее территориальном размахе на восток, великодержавная идеология и геополитические претензии на «Великую Польшу от моря до моря». Эта идеология сразу же нашла воплощение в государственной политике, в том числе в вооруженной экспансии на восток. В условиях распада российской государственности, жестокой Гражданской войны, борьбы с большевизмом при поддержке стран Антанты казалось, что такие планы вполне осуществимы. Сложные межгосударственные и межнациональные отношения наложились в той ситуации на особый социально-политический контекст, в котором Советская Россия выступала под знаменем пролетарского интернационализма и мировой социалистической революции, а Польша — под знаменем национальной идеи и социального консерватизма западного образца. В определенный момент справедливые притязания поляков на национальное самоопределение перешли в свою противоположность, обернувшись стремлением ущемить право на самоопределение других, восточно-славянских народов.