— Тогда сделаем так, как велит нам небо. — Он понизил голос. — Подкинем кое-что. Уже приготовили. Найдем это при обыске после ареста и предъявим ему обвинение в шпионаже в пользу немцев.
— Но это же… — Пимброк закусил губу и мотнул головой. — Зачем все это?
— Чтобы нажать на него. А если ничего не выжмем, освободим его и свалим все на немецкую разведку. Дескать, она подбросила подложные документы, чтобы опорочить Мухина. Важно найти предлог для того, чтобы подвергнуть его жесткому допросу. Вот это и будет его проверкой.
— Значит, завтра? — спросил Эймз.
— План утвержден большим начальством. — Марло поднял котелок с пола и стал натягивать перчатки. — Идите вы оба. И… — он вынул из внутреннего кармана сюртука конверт, — содержимое этого конверта засунете ему под матрац у изголовья. Поняли?
Эймз молча кивнул головой. Пимброк пошевелил губами.
— И сейчас же после операции явиться ко мне. А рано утром схватим Мухина. Поезд придет в четыре двадцать.
— На глазах у всех? — спросил Эймз.
— Нет, в отеле. Когда подойдет к дверям своего номера. — Марло посмотрел на Пимброка. — У вас кислая физиономия. Не нравится?
Пимброк молча пожал плечами.
— Мухин — человек в маске, — медленно произнес Марло. — И эту маску надо сорвать с него. Мое чутье никогда не обманывает меня. — Он похлопал Пимброка по плечу. — А ваша щепетильность и то, что вы ее не прячете, мне нравится. Мы, занимающиеся этой работой, должны быть очень порядочными людьми. Мы ведь вроде хирургов, которым приходится рыться в гнойных человеческих внутренностях, но у которых руки должны быть совершенно чистые. Благословляю вас, мальчики.
В номере Мухина ничего не изменилось с того вечера. Только на каминной полке, где красовались игрушки, вместо соломенного крокодила стоял светло-желтый кожаный верблюжонок, а в углу, на ящике из-под радиоприемника, лежала плоская круглая корзинка.
Пимброк направил на нее луч фонарика и шепнул:
— Странная штука. Для патефонных пластинок?
— Для пластинок размер слишком большой, — заметил Эймз. — И ручки нет.
Пимброк подошел к письменному столу. На нем лежала груда вырезок из английских газет и письма. Эймз осветил их фонариком.
— Надо будет сфотографировать все письма, а там разберемся. Или позвать Робинза? Правда, я не особенно доверяю его русскому языку.
— Конечно, можно сфотографировать, — согласился Пимброк. — Только имей в виду… в этой куче находятся, пожалуй, и письма Лилиан. Она, наверно, писала ему из Москвы.
Эймз положил письма обратно на стол. Пимброк показал на два чемодана в углу.
— Этими штуками заниматься не буду. Рыться в белье — это по части Робинза. Позовем его после.