Увы, в Перми я тоже не увидел таких девочек, как на Соколе, за исключением одной Светланы Римской. Я втайне уважал ее и ее соседа по парте за то, что они сидят рядом не по распоряжению классной руководительницы. Почему-то никто не решался сказать про них: "Тили-тили-тесто, жених и невеста"...
До Урала меня стригли наголо и одевали в короткие штанишки. В санаторий на станцию "Жаворонки" папа приехал в белом кителе.
- Твой отец моряк? - восторженно спрашивали ребята.
- Нет, он редактор газеты "Пропеллер",- извинялся я.
- А, значит, летчик,- утешали меня.
В Перми уже никто не спрашивал - кто твой отец...
Возможно, в Москве были выше требования, но в Перми я учился гораздо лучше. Скорее всего, мне просто не решались ставить двойки - по политическим соображениям. Учительница немецкого языка Киселева прямо-таки восхищалась моим произношением. (В Москве немецкий нам преподавала Лина Петровна Кепе, никто не сомневался, что она настоящая немка, и лишь когда началась война, выяснилось, что она эстонка. Правда, и народный артист республики Борис Юльевич Оленин, до войны писавшийся немцем, должен был долго и обстоятельно объяснять где следует, что никакой он не немец, что его родитель просто принял в свое время лютеранство, и, таким образом, он то, что в России называлось "выкрест".)
В Перми я получил возможность чаще видеть своего могущественного папу, и медленно-медленно в душу мою стало закрадываться сомнение - чем же он так замечателен, отчего подчиненные так восторгаются им? Дома восторгаться было вроде бы нечем: отец часто пил, в нетрезвом виде подолгу гонялся за кошкой, требуя, чтобы ее положили ему в постель, что бесило маму, и издавал непристойные звуки.
ОН И ОНА
Власти дедушек и бабушек не было, напротив, молодые угнетали стариков, пренебрегали их верованиями и нравами - это положение еще вернется, и нам будет еще обиднее, что никто не хочет извлекать уроков из прошлого. Молодым помогал новый режим, опыт старших был обесценен и высмеян. Старикам оставалось только бормотать себе под нос: "При царе пуд муки стоил..." Не всё ли равно, сколько он стоил, если при коммунизме этой муки будут горы не меряй и не вешай!..
Родители были красивы. Я тоже, вроде, не урод, но если судить по фотографиям, уступаю обоим. Уступаю я им и во многом другом - в настойчивости, в умении жить, что поделаешь - судьба единственного ребенка из привилегированной семьи... Отец - рубаха-парень, душа общес-тва, заводила, хвастун и фантазер. Мама - замкнутый, настороженный, педантичный человек. Полностью я не наследовал ни того, ни другого.