— По чистой случайности. А он и вправду был твоим другом?
— У нас с ним было множество общих сделок. Он входил в банкирское сообщество. Я долго не мог прийти в себя, когда узнал об убийстве.
— У него были враги?
— Только те, кто является врагом всех ростовщиков. Оппий был тихим семьянином. Никаких политических амбиций, никаких интриг — ни о чем таком я никогда не слышал.
— Может быть, убийца — должник?
— Вряд ли, — ответил Постум. — Это было бы по меньшей мере неразумно. У него были наследники, деловые партнеры, которые в обязательном порядке заявят свои права на неоплаченные счета. Поверь, если бы смерть кредитора могла уничтожить долги, то назавтра в живых не осталось бы ни одного ростовщика. Однако не все должники ощущают в нас надобность. В отличие от царя Птолемея.
— Что ты имеешь в виду? — осведомилась Семпрония.
— Он назвал меня министром финансов своего царства.
— Это вполне в его духе, — заметил я. — Не могу взять в толк только одного: как царь богатейшей страны в мире мог оказаться в таком бедственном положении?
— Это удивляет не только тебя, — согласился Постум. — Возможно, причина кроется в том, что со времен фараонов Египет по существу утратил свою государственность. За несколько сотен лет его наводнили завоеватели. Последними были македонцы.
— Я знаю только одного достойного уважения македонца — Александра. — Кажется, вино развязало мне язык. — Но и его победы не слишком дорого стоили. Как бы там ни было, но разбить греков и персов не составляло большого труда. И все же, пока македонцы обитали в горах, они оставались варварами. Во что они превратились через несколько поколений после смерти Александра? В душевнобольных и пьяниц, которые опускаются все ниже и ниже.
— Как вам обоим не стыдно, — пожурила нас Семпрония, — так отзываться о человеке, вино которого вы пьете!
— Когда Александр своими завоеваниями прокладывал путь в Индию, — продолжал я, — Рим был маленьким городом. Он воевал с другими небольшими городами Италийского полуострова. Ныне же мы стали хозяевами всего мира, и, чтобы достичь этого, нам не понадобилось никакого божественного царька-мальчишки.
Схватив за руку, Семпрония потащила меня к столу:
— Тебе пора что-нибудь съесть, Деций. Кажется, уже объявили начало застолья.
Это было весьма кстати, поскольку от этого «ученого» разговора мой аппетит порядком разыгрался. Остаток вечера прошел в приятной атмосфере. Но все же в глубине моего сознания свербила какая-то назойливая мысль, точно мышь, грызущая корку хлеба. Она была следствием слов Постума, но каких — я вспомнить не мог. Однако вскоре я был захвачен впечатлениями этого вечера, и эти слова перестали меня беспокоить.