Я хмуро молчал, но фраза «…спасать жизнь Бориса…» подействовала, и в результате я согласился – после смерти Николеньки во мне словно что-то переменилось, появилась какая-то злость, жесткость – и желание отомстить!
Мы быстро собрались, я прихватил для Бориса кое-какие вещи, чтобы было что одеть в случае, если ему действительно придется бежать из больницы, и мы покинули мое убогое жилище…
* * *
Больница, в которую поместили пострадавшего искателя, находилась в получасе езды от моего дома, практически на окраине Москвы. Типовое четырехэтажное здание серого кирпича, чахлый сквер за железным забором, внутри – запах лекарств, обшарпанные стены и раздраженные жизнью нянечки, все как одна в телогрейках поверх халатов по причине отсутствия в батареях тепла.
После долгих препирательств, попыток дать взятку с моей стороны, и попыток выгнать меня со стороны персонала, к Борису я все-таки попал, не смотря на не приемные часы.
Палата, в которой лежал искатель, видимо, рассчитывалась на пять, в крайнем случае шесть койко-мест. Я же насчитал двенадцать кроватей, впритык стоящих друг к другу. На самой дальней от двери поверх одеяла лежал Борис в больничном халате одетом на застиранную синюю пижаму, напоминающую одежду хунвэйбинов времен Культурной революции. Я отвлек его от увлекательного занятия – чтения газеты «Спид-инфо» месячной давности. Борис был бледноват, но в целом выглядел неплохо. Это меня несколько успокоило, и я решительно потащил искателя в коридор.
Когда я рассказал, что случилось после его госпитализации, и поделился предположениями Паганеля, Борис спал с лица и заторопился. Сперва он попытался переговорить с персоналом, но они без начальника отделения на отрез отказались выпускать искателя и выдать ему одежду. Оставалось бежать. Надо было где-то переодеться, но в конце коридора за столом сидела дежурная медсестра, бдительно поглядывающая на нас поверх очков.
– Давай вещи и жди меня во дворе! – решительно сказал Борис, забрал одежду и скрылся в палате.
Я минут двадцать бродил по больничному скверику, нервно куря сигарету за сигаретой. Наконец открылась дверь и появился искатель. Выглядел он очень нелепо – моя старая куртка на меху, прозванная искателем «зипун деда Мазая», была Борису велика, вытертые джинсы висели мешком, а кроссовки хлябали на каждом шагу. Из дверей следом за ним выскочила нянечка, дежурившая внизу, но Борис отмахнулся от ее визгливых пророчеств о жестоком наказании, ожидающем нарушителя больничного режима.
Пока я ловил машину, Борис сокрушался по поводу людей, у которых слишком большой рост и полное отсутствие вкуса, явно намекая на мои вещи, превратившие его, всегда ладного и подтянутого, в клоуна…