– Какое предназначение выполнял Макрон? Кажется, то, что Калигула остался в завещании старого цезаря, а Гемелл был объявлен, пусть негласно, незаконнорожденным, – твоя заслуга.
Юния приложила палец к губам.
– А вот за знание этой тайны ты можешь поплатиться жизнью, – ответила она. – Стоит ли это того?
Охваченный смутным подозрением, он сделал отрицательный жест.
– Благодари Фортуну, что сегодня милостива к тебе, – сказала Клавдилла. – Разве ты не знаешь, что у царей длинные руки?
Она поднялась и вышла, более ничего не прибавив на прощание. И Агриппа навсегда запомнил дивный аромат, оставшийся витать после ее ухода. Этот запах многие годы преследовал его ночами, когда он, задыхаясь, просыпался среди кошмаров, и даже тогда, когда ее уже не было среди живых.
Напуганная Пираллида в панике металась по кухне и кричала на рабов, готовивших еду. Она уже целый час тщетно пыталась выяснить, откуда в доме появилась в тот злополучный день амфора с цекубским вином. Обычно вино закупалось у одного торговца, но на запаянном воском горлышке этой амфоры стояло другое и совсем неразборчивое клеймо.
Три дня назад Агенобарб неожиданно вернулся из Анция, где улаживал дела с приданым бывшей супруги. Агриппинилле вернулись во владение дом и земельные угодья. Вечер проходил спокойно, без обычного шумного сборища, Домиций был в отличном расположении духа, много шутил и ни разу не ударил гетеру. Наоборот, Луций всячески расхваливал ее красоту и даже подарил красивое золотое ожерелье. Вина выпил он, по обыкновению, много, нацеженного из этой амфоры, как выяснила затем Пираллида. Ночью ему вдруг стало худо. Пираллида пробудилась от громких стонов. Агенобарб держался за сердце, ноги у него отказали.
– Меня отравили! – хрипел он, с трудом выговаривая слова.
Послали за лекарем, Пираллида рыдала, а Домиций без конца стонал и плакал, что умирает.
Лекарь беспристрастно сообщил, что с ним приключилась сердечная болезнь, налил какой-то отвар и ушел, пообещав, что зайдет через день.
Наутро Домицию полегчало, сердечная боль отпустила и он смог пошевелить ногами. Пираллида успокоилась и поила его с ложечки куриным бульоном. Беда грянула днем, когда управляющий сообщил, что один из кравчих и повар также слегли от внезапных болей в груди. Выяснилось, что и они пробовали хозяйское вино.
Слово «яд» вновь прозвучало в стенах дома. Но выяснить, кто прислал амфору, так и не удалось. Рабы, напуганные не меньше Пираллиды, упорно отмалчивались.
В дом Макрона полетели записки, адресованные Агриппе, молчание Ирода угнетало и настораживало.