Не помогать и сберегать бросились эти люди. Их неожиданное вторжение вызвало панику. Музей такого диапазона и без документов спецхрана мог все рассказать и объяснить: и трагедию Есенина, и трагедию России. Должно быть, с тех пор начались все беды первого Есенинского музея и его создателя.
Музей посетили не только рядовые граждане. Здесь побывали и те деятели, от которых многое зависело, они искренне восторгались уникальным собранием и взывали о сохранении. В книге отзывов оставили запись спецкор «Известий» Берников и заведующий сектором литературных музеев НИИ культуры Н.П. Лощинин:
«Разные бывают квартиры-музеи, но эта — уникальная… Этот дом — не коллекция, не хобби. Это — наука. И человек, в совершенстве овладевший ею, вправе называться ученым, достойным самых высоких научных степеней».
«Вызывает восхищение и преклонение деятельность И.А. Синеокого, страстного энтузиаста, влюбленного в Есенина, сумевшего установить тесные контакты со многими лицами, знавшими Сергея Александровича». Но, видно, такие вопросы не они решали. В судьбе Ивана Андреевича Синеокого и его музея сконцентрированы ответы на все есенинские проблемы: почему погибли все есенинские музеи (Софье Андреевне Толстой тоже не дали открыть музей), почему многотысячными тиражами издается макулатура о Есенине, почему энтузиасты типа Синеокого пополняют список жертв. Нынче в Москве сотрудница есенинского музея сказала мне:
— Это все равно, как погиб Есенин, важно только знать его поэзию. Он тем и интересен для нас. Вот такой музей будет жить. Зачем его уничтожать?
Работая над систематизированным сводом воспоминаний современников «Есенин в жизни» (Калининград, Янтарный сказ, 2000), авторы книги Евгений Гусляров и Олег Карпухин на себе ощутили ту непомерную ношу, которую нес поэт Есенин.
«Трагический исход этой жизни объясняли по-разному. Но, в основном, не понимая его. Даже крупные проницательные умы не могли постичь этой трагедии, поскольку судили поспешно и лишь по самым ярким внешним проявлениям. Внешнее в Есенине всегда затмевало то, что скрыто было в тайниках души.
Эти поспешные суждения исказили на долгие годы и посмертную историю русского гения, принизив и опошлив драму его жизни.
У Есенина не было великой любви к женщине. Прежде, до поездки по свету, им руководили три любви: к России, поэзии и славе. Теперь осталась только любовь к России. И не любовь это была, а болезнь — безысходная и неизлечимая. И все, что касалось России, теперь входило в его сознание и душу отравой и новой мукой.
Он видел, что с Россией происходит не то. Первоначальные восторги исчезли, и он увидел, что Россию в нечистой игре выиграли шулера и проходимцы. Стала она на веки вечные страной негодяев. И ничего уже не поправить. Оставалось только кричать, пока свинцовый кляп не прервал этого крика.