«Что сталось с ермаковцами в эту минуту! У женщин, у мужчин расширились очи, именно очи, а не глаза. В окружавшей нас теперь большой толпе я увидел горько всхлипывающую девушку в рваном платье. Да что она… Плакали и бородачи… Прослезился даже начальник Московского уголовного розыска.
Никто уже не валялся равнодушно на нарах. В ночлежке стало словно светлее, словно развеялся смрад нищеты и ушли тяжелые, угарные мысли.
Вот каким был Есенин.
С тех пор я поверил в миф, что за песнями Орфея шли даже деревья».
Такое восторженное описание этого выступления Есенина оставил Н.Н. Никитин.
Есенин любил читать стихи, выступал много и охотно. Чтение его было мастерское, профессиональное. Все стихи в его исполнении очень выигрывали. Подкупал необычайно выразительный глуховатый голос. Поэтому успех всегда сопровождал его выступления. В «ермаковке» обстановка была непредсказуемой и напряженной. Чем могло окончиться это выступление, неизвестно. Поэтому развязка со счастливым концом запомнилась многим.
Об этом эпизоде вспоминают и другие.
Крайне сдержанно, можно сказать — документально, сухо вспоминает Анна Берзинь:
«Мы перешли в комнату, где помещались женщины. И тут Сергей вдруг начал читать стихи. Читал очень хорошо, его слушали женщины и мужчины, которые пришли следом за нами в женскую спальню. Стоящая впереди женщина, пожилая и оборванная, плакала горючими слезами, слушая Сергея Александровича».
А вот эпизод, которого нет в воспоминаниях Никитина и о котором рассказала Анна Абрамовна:
«Когда мы покинули ночлежку, поэт, бывший с нами, товарищ Есенина, вдруг сказал:
— А эта женщина, которая плакала, она ничего не поняла…
— Почему? — встрепенулся Сергей.
— А потому, что она совсем, совсем глухая, Я задержался и попробовал с ней разговаривать, так мне все сказали, чтобы я и не пытался, она все равно ничего не слышит.
Сергей насупился и всю дорогу домой промолчал. Он молча простился с нами. А теперь мне кажется, что этот милый и славный поэт просто все придумал, чтобы рассердить Сергея Александровича.
Я все собираюсь его спросить, не помнит ли он, как это было на самом деле».
Этот славный и милый поэт — Вольф Эрлих, товарищ Есенина. Поэт, хотя никому еще не довелось познакомиться с его стихами. Может быть, вот эти, придуманные им строки, записанные в воспоминаниях как стихи, и есть его «поэзия»? Не потому ли критики назвали его, Эрлиха, «виртуозом»?
У каждого народа есть свой анекдот о глухом Рабиновиче или Петровиче. Назавтра вся Москва будет смеяться, рассказывая, как пел Орфей-Есенин, ублажая глухую проститутку. «Виртуоз» не постеснялся толпы свидетелей, не убоялся осуждения и сочинил еще «четыре последних дня Сергея Есенина», которые нам предлагают принять на веру за неимением других источников.