— Ну что ж, — говорит Киров, — продолжим шефство над ним в Ленинграде. Через несколько дней будем там…
Узнаю… Состоялось решение ЦК — Кирова посылают в Ленинград первым секретарем губкома партии. Ивана Ивановича Скворцова-Степанова — редактором «Ленинградской правды», меня — редактором «Красной газеты». Но, к величайшему сожалению и горю, не довелось Сергею Мироновичу Кирову продлить шефство над Сергеем Есениным, а по сути дела, продлить животворное влияние партии на поэта и на его творчество. На следующий день мы узнали, что Сергей Есенин ушел из жизни».
Исходя из этих свидетельств, можно предположить, почему Есенин рвался в Ленинград: там ожидалось изменение атмосферы в издательстве, там он собирался издавать свой журнал «Вольнодумец», в Ленинград перебирались его покровители, под защитой которых ему так xoponio работалось на Кавказе. Если эти планы не сбудутся, весной из Ленинграда он планировал уехать к Горькому. И вместе с ним издавать свой журнал за рубежом.
«Мысль о создании журнала до самой смерти не покидает Есенина. На клочке бумаги он набрасывает проект первого номера журнала… Проект журнала составлялся спешно. В ближайшее время решили собраться еще раз, чтобы составить подробный план журнала и приступить к работе по его изданию», — рассказал в 1927 году И. Грузинов.
А это уже В. Наседкин: «В конце осени Есенин опять гадал о своем журнале. С карандашами в руках втроем вместе с Софьей Андреевной мы несколько вечеров высчитывали стоимость бумаги, типографских работ и других расходов».
По убеждению Г. Устинова, «в Ленинград он ехал работать — не умирать!» Наводят на размышление и предыдущие строки его воспоминаний: «Весь этот самый последний день Есенин был для меня мучительно тяжел. Наедине с ним было нестерпимо оставаться, но и как-то нельзя было оставить одного, чтобы не нанести обиды». Виктор Иванович Кузнецов документально доказывает, что Устинова в дни гибели Есенина не было в Ленинграде.
Возможно, в день гибели Есенина Георгий Устинов все-таки был там, в «Англетере» или других казематах «дурно пахнущего Зиновьева»: эти строки, несомненно, написаны свидетелем преступления, а, возможно, и невольным соучастником. Пишет же Г. Устинов:
«Когда я увидел его висящий труп, я пережил нечто, что сильнее ужаса и отчаяния. Труп держался одной рукой за трубу отопления».
А вот как те дни запомнились Анне Берзинь (опубликовано в 1970 году):
«Выехала я двадцать четвертого вечером и двадцать пятого утром была уже в Ленинграде. Остановилась в «Европейской» и сейчас же принялась разыскивать друзей Сергея Александровича. Телефона у Вольфа Эрлиха (в последнее время с ним очень дружил Сергей) я не нашла ни в телефонной книжке, ни в справочном столе, куда звонила многократно. Дозвонилась до поэтессы Марии Михайловны Шкапской, но она была в страшном горе — кто-то из близких у нее покончил с собой — и не понимала, что меня так тревожит в поведении Сергея Александровича. И прямо сказала, что сейчас помочь не сможет. Как на грех, никого не было дома или не подходили к телефону товарищи, которым я звонила. Но вот наконец мне повезло, и к телефону подошел Николай Никитин. Он с готовностью приехал в «Европейскую» гостиницу, где я ему все очень подробно рассказала о Есенине. Он обещал все устроить и уверил, что я могу спокойно возвращаться домой.