- Никуда тебя не отпустим! - пристал Арам.- Мать сварила борщ, и водка есть - тутовка. отчего про синяки не спросишь?
- А не хочешь, могу коньяк армянский, трехзвез-дочный, или азербайджанский. Хотя ваш,- но тут же поправился:-наш коньяк,-как-никак Арам баки-нец,- не уступает и французскому!
а ты сначала спроси! Спина взмокла от ходьбы и жары.
- Снимай рубашку, лезь под кран! Мамиш вымылся, сел за стол. Вспомнил застолье у дя-ди и как Джафар-муэллим гладил бутылку. Когда это было? Неужели вчера?..
- Не пьешь? Ну, тогда и я не буду. Нет, я рюмку под борщ пропущу, грех не выпить!- Налил и выпил. надо же, и не спросишь!
Глянул искоса в зеркало, а может, сошел синяк? Куда там, красуется во весь глаз. Да еще зеркало кривит, во все лицо синяк размазало. И то ломает лицо, то вытя-гивает.
- А чего Гая не пригласил, когда домой ехали? Сюр-приз? От шашлыка кто откажется? На даче, у моря... Но так неожиданно.
Снова на трамвай. Был пятый час. Долго шел пешком. Проходя мимо пятиэтажного дома, в сквере увидел портрет Хуснийэ-ханум. Как не остановиться? Добрый взгляд, улыбается, волосы гладко уложены, никаких украшений ни на шее, ни в ушах. Скромно, с достоин-ством; не шутка ведь, выставлена на обозрение. Такой же портрет на брошюре; пучеглазый располневший журналист, говорят, сердце у него пошаливает, задумал создать портреты знаменитых людей района, дошла очередь и до Хуснийэ-ханум; "Мать нашего района". "А ты почитай, вслух почитай!"-говорит Хуснийэ Мамишу, и Мамиш читает о том, какая она "энергич-ная и боевая", как организует людей на субботники, денно и нощно ходит по дворам, думает об экономии воды в жаркие месяцы. "Все-все правильно!" Мамиш тоже знает, что правильно; и то, что организует школь-ников в помощь старым пенсионерам; даже дерево лично посадила на пришкольном участке; ни одного приду-манного факта - все, до буковки, верно! Вот и двор мечети Тазапир. Но вошел сюда не со сторо-ны Мирза Фатали, а с улицы Льва Толстого. Когда шел по Мирза Фатали, взглянул через решетку на сту-пени, ведущие в мечеть. Закутанные в черные чадры женщины с протянутыми руками, и в мечети народу полно. "Развели тут!.."
"Я обет дал!- Это Хасай.- У нас контроль вовсю под-капывается!.. Не за себя беспокоюсь, за других бы краснеть не пришлось!" Миновало, и Хасай поручил Машаллаху, старшему сыну Гейбата, раздать прямо здесь на ступенях половину бараньей туши. Не верует, а все же на всякий случай, вдруг заблуждается! Хус-нийэ немало ходила сюда во время войны; вернее, не сама ходила - узнают, несдобровать! - а посылала взамен себя старуху с их улицы, умерла, бедняжка, гадать-привораживать умела, да не смогла Хасая удер-жать возле Хуснийэ. Посылала с "жертвами", чтоб раздать, дабы Хасая миновала смерть; и миновала; и после давала обеты: чтобы всегда был рядом; чтобы не сгла-зили; и так далее; и помогло; не во всем, правда; но все же он рядом и его не сглазили; уйдет вернется. Не успел Мамиш спросить о Гаджи-заде, как тут же пока-зали, в какую дверь. И Расим дома, повезло. Пальцы сжались в кулак, в глазах искры.