"Боишься? - и одним махом полкружки.- Теперь ты",- говорит хрипло уже. И Мамиш пьет. Сладкое и обжигает. И снова Гюльбала в кресле сидит. Многое от него впервые Мамиш услышал. И не только про муш-кетеров. Гипнозом увлекся. Вольф Мессинг и Кио.
Однажды даже пытался Мамиша усыпить. Усадил в кресло и давай ему в глаза впиваться взглядом, и паль-цы - будто лапа коршуна. "Спи!.. Спи!.. Ты хочешь спать!.. У тебя тяжелеют веки, ты закрыл глаза!.." Мамиш закрыл глаза, но спать ему не хочется, и он, ко-нечно же, сколько бы Гюльбала ни долбил "Спи!..", не уснет. Только бы не расхохотаться, а то обидится. Приятно даже сидишь в мягком кресле, отдыхаешь. "Уф, жарко! - говорит Гюльбала, видя, что "опыт" не удался.- Толстокожий ты, тебя не берет",- "Не уме-ешь, вот и валишь на меня".- "Это я не умею?" - вскипает Гюльбала. Но "опыт" не повторяет. А по-том стоят они, Мамиш рядом, и Гюльбала, их вожак, вожака другого квартала "разоблачает". Это Се-лим из Крепости, как его называют, гроза города. Но откуда Гюльбала знает, удивляется Мамиш, что Селим в милиции дал "твердое слово"? Исчез, будто лечился в больнице от ножевой раны, а сам трусливо прятался... И Гюльбала, доказав, что Селим вовсе не вожак и не человек даже, может делать с ним - это неписаный закон блатного мира - все, что захочет. И Гюльбала не спеша достает бритву ("Неужели?.." -у Мамиша за-хватило дыхание) и полосами разрезает шелковую ру-башку "врага"; лезвие иногда касается тела, и Селим вздрагивает, но молчит. Одна полоска, другая, много полос уже, и тот уходит посрамленный, и ленты ру-башки развеваются, треплются на ветру.
- Ты зачем его так? - Гюльбала недоуменно смотрит на Мамиша.- Зачем?
- А ты бы тогда, когда я бритвой... Вышел бы и за-щитил!
- И ты бы перестал?
- Я нет, но чего держать слово за пазухой? "За-чем"! - передразнил.Другой бы на моем месте кровью его лицо залил, а я только царапины на спине! Видел, как вздрагивал? Больше не сунется! Когда Мамиша определили в бригаду, где уже были его друзья, почти братья, Сергей и Расим, вместе ведь слу-жили, вдруг он Селима встретил, того самого, из Кре-пости. Мамиш Селима на всю жизнь запомнил, а Се-лим нет, он тогда, кроме Гюльбалы, никого не видел и не слышал. Селим казался Мамишу страшным и же-стоким, от него можно ждать всего. И очень за жизнь Гюльбалы опасался: Селим ведь прирезать может!.. Мамиш разволновался, жарко ему сразу стало... Долго не решался рассказать, а потом не выдержал, когда ему показалось, у Селима хорошее настроение было. Селим никак не мог поверить, что Мамиш - двоюрод-ный брат Гюльбалы. В эту минуту Мамиш заново пе-режил то старое чувство страха, когда взгляд Селима на миг помрачнел и бледность придала смуглому лицу серый оттенок. Но неожиданно для Мамиша Селим от-резал от себя старое, поморщился. "Спасибо ему, на всю жизнь отучил!.. И сам, по-моему, бросил!.. Обидно только, сколько времени и сил ушло!.. Дикие мы, Ма-миш, ой какие дикие!"