чтоб мы видели, какой ты есть, чтоб прочли
о твоих подлостях,
добавил бы про себя Мамиш, не уйди он раньше вре-мени.
А Хасай никого не слышит, настраивает и настраивает тар, прикрыв глаза. Что они понимают - и Рена, и его братья?
Хасай настраивал, думая о скоротечности жизни: "Ай, как годы бегут!.."- и ему было жаль старика тариста, который недавно умер, жаль, что те времена, когда он был молод и полон сил, канули в небытие и их уже ни-когда не вернуть.
Инкрустированный перламутром, чуткий и послушный тар. Сколько лет прошло, а тар и сейчас как новый. Ни-как не настраивался, а братья терпеливо ждали. При-крыл веками глаза, перебирая струны, вспоминая ушед-шие, умчавшиеся годы.
- Все,- сказал Хасай. И братья ушли.
Даже в жаркий летний зной очень прохладно в этих возвышенных частях города; в микрорайоне, как на вы-сокогорном пастбище. Милое дело отсюда пешком спус-каться в город. Слышишь, как он грохочет, как дышит, большой и живой. Идешь и идешь, охватив его взглядом весь, щедро залитый огнями гигантский массив, именуе-мый родным городом, где немало домов, тебе близких, и каждая улица - твоя; и ты чуть ли не сросся с его де-ревьями, камнями, людьми; где есть и твой угловой дом, куда ты приходишь всегда с замиранием сердца и болью: здесь ты родился; дом, полный голосов, увы, уже ушедших; и никто тебе не знаком; и каждый раз выбе-гает тебе навстречу кто-то очень похожий, из далекого детства, ты сам...
Мамиш шел и шел, и ему приходилось порой чуть ли не бежать, когда перед ним возникала улица, круто сбегающая вниз.
Идет, идет, а с ним его тени, отбрасываемые фонарями. Тени, тени, много теней расходится от тебя - прямые, с изломами, длинные, короткие, вдоль улицы сбоку, спе-реди, сзади... Сколько теней!.. Но одна тень - каждый раз главная, она темнее других. Идет, идет, и за ним его тень.
И вот уже, длинная-длинная, бежит впереди, идешь, до-гоняешь, на голову свою наступил, а тень уже сзади, за спину ушла, вытянулась. Идешь, идешь, она взбирается на стену, выше тебя, ломается на балконе и снова на-много впереди тебя, и ты догоняешь, еще шаг, и ты топчешь голову...
Только хотел Мамиш во двор юркнуть, как с угла окликнули: Гюльбала; с Али прощается. Странно, как показалось Мамишу, посмотрел на него Али и тотчас ушел.
- Что с ним?
- Я о многом должен рассказать тебе!..- Сели на мра-морную ступеньку, что ведет в дом с парадного входа, давно уже заколоченного, зажгли сигареты.
- Завтра мне на работу.
- Тебе все всегда некогда и некогда!
- Не обижайся...- Новая трудовая неделя начина-лась; семь дней и ночей на море.