- Так что брось, не бери грех на душу, пусть другой наносит последний удар.
- Признайся, шефа своего решил выручить?
- Возможно, но, поверь мне, чихать я хотел и на Ха-сая, и даже на Джафара-муэллима. Меня волнует со-всем другое...
Но прежде чем узнать, что же волнует Амираслана и почему он не так уж заинтересован в том, чтобы исто-рия с Гюльбалой затянулась, послушаем о нем. Амираслан самый младший в семье (разница в возра-сте между первой, Сеярой, и им была большая - два-дцать лет; Сеяра даже корила мать, когда та Амира-слана носила: "Стыдно ведь!"), воспитывался, как по-шел в школу, у Сеяры; у них с Джафаром своих детей не было и они привязались к Амираслану, как к сыну. К тому времени, когда Амираслан стал задумы-ваться о женитьбе, у него сложились житейские принци-пы, которые он сформулировал и которым пытался следовать; тут и "необходимость делать биографию", и связи, прямые и косвенные, и умение играть на слабо-стях сильных мира сего, и теория смелости и риска. "На-до, чтобы биография была чистая, как окна, вымытые перед весенним праздником новруз-байрам"; теория трамплинов - двигаться не постепенно, не эволюционно, а скачкообразно, прыжками; или уходить в сторо-ну, обходить преграду, чтобы затем неожиданно ока-заться намного впереди; добиться должности, чтоб иметь возможность делать добро - реальное, весомое, ощутимое. Для Амираслана праздник, когда звонят ему с просьбой о транспорте, а транспорт нужен всем: тут и похороны, и свадьбы, тут и всякие переезды-пере-движки - город ведь большой, народ в постоянном дви-жении... Упустишь момент и застрянешь навсегда; надо перескочить - и вверх; времени в обрез, но нельзя и спешить!.. Пытался как-то пойти на откровенный раз-говор с Джафаром-муэллимом, хотя знал, что тот помо-гать не любит, а возьмется помочь, испортит дело, что-нибудь непременно будет не так. "Выдвини моего на-чальника",- говорит ему Амираслан, имея в виду Ха-сая, а заодно и себя.
А Джафар-муэллим, как это с ним часто случается, будто и не слышит, смотрит отсутствующим взглядом, в котором порой мелькает нечто, похожее на удивле-ние: очень знакомое лицо у собеседника, где-то он его видел, а где, вспомнить не может... Амираслан развернул бурную общественную деятельность; избрали в профком; важно, чтоб начали склонять по-хорошему твое имя; он член жилищной комиссии, он в товарище-ском суде; и везде слышен его голос; затем избрали в партком; Амираслан дельный, быстро схватывает суть предложений и дает четкие формулировки постановле-ний, обтекаемо, гладко и конкретно, свежо и в рамках общеизвестного, и критика есть, и в меру самокритично, удовлетворен и тот, кто предложил, и тот, кому адресо-вано; сказались и образование и "хобби" Амираслана; на районной конференции, куда его тоже избрали, остро выступил по наболевшему вопросу о сфере обслужива-ния, "толкнул", как потом делился с Сеярой успехом, "патетическую речугу" о высоком звании бакинца; и волна новых веяний вынесла его на своем гребне на го-родскую конференцию. "Ты совсем перестал рабо-тать",- упрекнул его как-то Хасай. "Ревнует!- поду-мал Амираслан.- Или за место свое боится!" Хасай понял и шутливо добавил: "Смотри, пожалуюсь Джафару-муэллиму!.." А потом неловко ему было, что зря одер-нул: рассказали, как Амираслан защитил его на днях в горкоме. Инструктор намекнул тому: "Может, на место Хасая, а?" Неясно было, мысль эта сверху идет или сам додумался, причем в комнате были еще люди, насто-рожились: "А ну, посмотрим, как ты среагируешь?!" Амираслан спокойно, но твердо стал защищать Хасая и защитил, и свое благородство продемонстрировал: лишен, дескать, карьеристских побуждений. Но это после.