— Да, это было невероятное выступление, — вмешался Родни. — Друг мой, ты продашь много записей.
— Ты действительно заставил меня поверить в то, что видел лицо этой девушки, — давила Берилл. — А это, учитывая, что нам всем известно, что ты незрячий, так горько и иронично, что делается страшно. Ты звезда, мистер. Огромная большая сияющая слепая звезда.
— Да, — согласился Кельвин. — Грэм показывает огромный потенциал как рок-вокалист широкого масштаба. С верхней октавой у него по-прежнему проблемы…
— Кельвин! Пожалуйста! — воскликнула в ужасе Берилл. — Мальчик слепой!
— И он заслуживает того, чтобы его не оценивали с оглядкой на это, — твердо ответил Кельвин. — Мы оцениваем его певческий талант, и только его. Тот факт, что он преодолел огромные препятствия, чтобы вообще петь, совершенно не важен. Я вижу в Грэме певца, а не слепого певца, и, если бы он пришел к нам сегодня как певец соло, с моей точки зрения, он бы мигом прошел в следующий тур с серьезной заявкой на победу. Но он пришел не как певец соло. Не так ли, Миллисент?
Камеры, словно ружья расстрельной команды, нацелились на дрожащую девушку.
— Нет, — продолжил Кельвин, — он пришел с тобой.
Миллисент онемела от ужаса, ее рот открылся, нижняя челюсть почти касалась ключиц. Но слов не было. Язык лежал неподвижно, словно большая мертвая рыба, и его кончик касался нижних зубов. Было похоже, что она уже никогда не сможет заговорить.
Грэм постарался изо всех сил:
— Мы пришли вместе, Кельвин. Мы — Грэм и Миллисент.
— И я боюсь, что вы вместе отсюда и уйдете, — сказал Кельвин.
— Нет! — воскликнула Берилл.
— Кельвин, мальчик мог бы продать много записей, — добавил Родни.
— Со старушкой Милли на шее? — спросил Кельвин.
— Нет, конечно нет, — согласился Родни, осознавая свою обязанность судьи. — Она просто пассажир.
— Пассажир! Это все равно что Рой Орбисон взял бы себе в пару кассиршу из «Теско»!
— Вот только я уверена, что некоторые кассирши умеют петь, — добавила Берилл.
Они говорили так, словно ни Грэма, ни Миллисент в зале не было.
— Каково тебе, Миллисент, — спросила Берилл, — быть гирей на ногах Грэма?
Краски, которые еще оставались на бледном лице Миллисент, теперь исчезли совершенно. Даже язык превратился из розового в серый. Двое юных друзей стояли неподвижно, бессильные перед наступлением. Костяшки их сплетенных пальцев побелели от напряжения и дрожали.
— Ладно, вот как обстоят дела, — сказал Кельвин, снова превратившись в хладнокровного профессионала. — Мы попросили тебя стать лучше, Миллисент, и пока что ты позорно провалилась.