Да, не слишком-то хорошо она начала – вместо того чтобы держаться с достоинством и не обращать внимания на колкости Рэнсома, сама ему уподобилась! И почему только он так на нее действует? Но хватит, никому и никогда она не позволит издеваться над собой. Она все-таки Мадлен Баррингтон!
Окончательно решив не испытывать к мистеру Рэнсому ничего, кроме холодной ненависти, она взяла в руки «Уолл-стрит джорнэл» [3] и углубилась в чтение. Жаль только, что не могла понять ни единого слова из того, что там было написано.
Рэнсом не отрывался от газетных страниц до тех пор, пока они не подъехали к аэропорту. Черт побери! Он не понимал ни единого слова и тем не менее упрямо продолжал держать газету в руках, используя ее как преграду между собой и этой женщиной, – а иначе он бы уж точно не выдержал и, бросив ее на сиденье, тряс бы от злости, пока у нее не отвалилась бы голова. Искушение так поступить стало невыносимым с того самого момента, как она, высокомерно взглянув на него, погрузилась в чтение, совершенно, казалось, забыв о его присутствии.
Конечно, он не знал, чья это была идея – пригласить его сегодня утром подняться к ней в квартиру, однако цель приглашения была абсолютно ясна. Ее дружок хотел лишний раз показать ему, чья же именно Мадлен Баррингтон – ну а она, по всей видимости, намеревалась поставить его в известность о том, что какая-то там ночь в Монтедоре ровным счетом ничего не изменила в ее жизни. Рэнсом поежился. Сегодня утром ему понадобилось все его самообладание, чтобы не спихнуть этого Престона в шахту лифта. А сейчас… Сейчас терпения требовалось еще больше, чтобы не задернуть занавеску на стеклянной перегородке, отделяющей их от водителя, не бросить мисс Мадлен Баррингтон на сиденье и не сделать с ней все, что нужно. Уж тогда бы она забыла даже имя своего дружка…
«Давай обойдемся без имен», – сказала она ему тогда. Впрочем, почему она должна открывать свое имя первому попавшемуся незнакомцу, в дешевом номере отвратительного отеля где-то на краю света? Действительно, кто он такой? Никто. Он уже достаточно поработал с богачами и прекрасно знал, что некоторые из них сволочи… Он только ругал себя за то, что позволил себе чересчур увлечься этой мисс Мадлен Баррингтон. И был невероятно зол на нее за то, что обращалась она с ним как с деревенским дурачком. Поэтому, выходя сегодня утром из ее квартиры, он и чувствовал такую резкую, непереносимую боль.
Рэнсом изо всех сил старался не думать об этих двоих – о том, каково им было вместе в постели. Но боль не проходила. Перед глазами проплывали любовные сцены, когда он тупо смотрел в газету. Господи, ну что там у них могло быть, у Мадлен и этого придурка? Какую ночь провели они? Такую же страстную, пламенную, нежную и головокружительную до безумия, как тогда, в Монтедоре? До конца жизни не сможет он забыть этой ночи. Нет, скорее всего так у них не было. Не могло быть. Престон не походил на человека, который мог вдруг полностью забыть обо всем на свете – и отдаться чувствам. Но, с другой стороны, ведь и Мадлен не показалась ему эдакой секс-бомбой, когда он впервые увидел ее… Однако, когда пришло время, она внезапно оставила скромность и сдержанность – и отдалась любовным утехам, как никакая другая женщина на всем белом свете.