– Не скажу, не скажу. Чем тебе не нравятся мои волосы, Уна?
– Голову надо брить!
– Кому надо? Мне и так хорошо.
– Вообще-то приличным людям полагается носить парик! Хороший такой парик из льна или шерсти.
– А мои волосы что, на парик не похожи?
– Да похожи… Только все равно это некрасиво. Ой-ой-ой! Ты зачем схватил меня за руку? А, хочешь еще!
– Нет. Просто любуюсь браслетом. Красивый!
– Хозяин подарил мне его на праздник Сета.
Вот примерно так и проходили беседы. Правда, когда хозяин находился дома, даже Уна не позволяла себя говорить лишнего… так, может быть, иногда, случайно упомянет, что не очень-то любит хека хасут и тоскует по прежней – очень-очень веселой! – жизни в городе Белых стен.
А вот теперь хозяин уехал! И можно поговорить на разные темы. И не только поговорить.
Как-то под вечер Максим поймал Уну за руку:
– Придешь сегодня?
– Ого! Соскучился! – Девушка явно обрадовалась. – Давненько не звал.
– Соскучился, да… Заодно научишь меня накладывать на лицо краски?
– Краски?! Конечно! Наконец-то ты захотел походить на истинного вельможу, о благороднейший Ах-маси.
– Ладно тебе смеяться-то. Так придешь?
– Конечно. Погоди, вот только закончу с уборкой. Позвать подруг?
– Нет. Лучше приди одна.
– Как скажешь, господин мой.
В ожидании гостьи Макс улегся на ложе и принялся размышлять. В центральной зале даже ночью в отсутствие хозяина всегда находился кто-то из слуг, если не жрец Сетнахт – тот тоже иногда любил бодрствовать до зари. И необходимо было как-то обойти сие препятствие. Как именно, юноша еще не знал, но почему-то не сомневался – придумает!
Уна проскользнула в дверной проем, как всегда, неслышно, лишь чуть шевельнулась тяжелая портьера. Прилегла на ложе, прижалась горячим нагим телом – из одежды на ней, как всегда, были только тоненький поясок, браслеты и ожерелье; молодые служанки здесь вообще не обременяли себя излишком одежды.
Руки девушки ласково скользнули по груди Максима… развязали набедренную повязку.
– Сделай как в прошлый раз, – тяжело дыша, томно прошептала Уна. – Как ты это называл, когда губы в губы?
– Поцелуй…
Крепко прижав к себе ночную нимфу, юноша принялся целовать ее в губы, жарко и долго. Уна стонала, извивалась: жители Черной земли не знали поцелуя – вместо этого лишь терлись носами. А прикасаться губами к губам… и более того, языком – казалось неслыханным, неимоверным развратом!
Чем сейчас, не очень-то переживая, и занималась Уна. И, кажется, поцелуи возбуждали ее куда больше, чем все остальное…
– Целуй меня, целуй! О…
Желтое пламя свечи выхватывало из полутьмы сплетенные коричневые тела, отражаясь в глазах любовников, пронзительно черных – Уны и светлых, серо-голубых, – Максима.