– Шел бы ты, офицерик, своей дорогой! – говорит «рожа». – Целее будешь!
А вот это наглость – погоны следует уважать! Стреляю навскидку, «кошка» падает. «Рожа» замирает ошарашено. Прыжок, удар рукоятью пистолета, нож летит в снег. Второй удар – по роже. Налетчик падает. С размаху бью его носком сапога. Еще! Еще!…
– Господин офицер!
Кто-то оттаскивает меня от бандита. Оборачиваюсь: несостоявшаяся жертва гоп-стопа. Пальто, шляпа, пенсне…
– Вы убьете его, господин офицер!
– Невелика потеря! Вы-то кто?
– Крашенинников, приват-доцент.
– Что ж вы, приват-доцент, гуляете так поздно?
– У Гусевых засиделись, – он, вроде, смущен. – Интересная беседа – об особенностях развития современного стиха. В русской поэзии происходит настоящая революция! Вы, наверное, читали Белого, Блока, Бальмонта…
Если не остановить, ночная лекция мне обеспечена.
– Видите! – показываю «браунинг». – Если гуляете ночами, купите пистолет!
– Я не умею обращаться, – он смущен.
– Учитесь! В промежутках между стихосложением. Пригодится! Мой вам совет: при случае стреляйте, не раздумывая!
Киваю и ухожу. Налетчики испарились: «рожа», воспользовавшись ситуацией, уползла, «кошка» – следом. Живучая! Калибр мелковат. Жаловаться они не станут. Пар я выпустил, поэтому пусть живут. Дерьмо, а не людишки, конечно, но все ж люди.
Извозчик везет меня к родительскому дому. Степан отводит в спальню и приносит бокал коньяка – «ночной колпак». Выпиваю залпом – и под одеяло…
– Думал: ты уехал с Митрохиной! – говорит папаша на следующий день. (Митрохина, как я понимаю, и есть Нинель). – Молодец, что не поддался – подцепил бы французскую болезнь. Половину Петрограда заразила! Свои-то знают, так она к новеньким цепляется. Не успел тебя предупредить.
Понятное дело – деньгами пахло.
– Да-с, получим заказик! – папашу аж распирает. – Щетинин прием устроил и генерала зазвал, а я перехватил. Вот! Ты помог. Владимир Михайлович – человек строгих правил, взяткой его возьмешь, но отцу героя навстречу пошел. Комиссионные тебе по праву полагаются, но у меня лучшее заготовлено! – он кладет на стол толстый пакет. – Наследство матери. Хоть ты и кричал, что ничего не надобно, я сберег. Имущество продал, а выручку – в ценные бумаги! Знаешь, сколько здесь?
Пожимаю плечами.
– Двадцать три тысячи! Капитал! Как распорядишься?
– Наличными можно?
– Нет у меня столько, – он удивлен, – а продать бумаги скоро не получится.
– Давайте, сколько есть!
Он лезет в ящик стола и достает пачку банкнот, перевязанную шпагатом.
– Десять тысяч!
Беру и прячу в карман.
– Спасибо!
– С остальными что делать?