— У нас чеченцы сидели у себя в Чечне, а грузины — в Грузии. А вы все перевернули с ног на голову.
Он составил себе определенное мнение и твердо стоял на своем. Лицо у него было решительное, пусть даже эта решительность напоминала твердолобость.
— И дальше что? Зачем вы здесь? Я думал, вы успокоились на том, что…
— Успокоился? — Он растерялся. — Вы думаете, если я не побежал в полицию, значит, смирился с издевательствами, оскорблениями, унижениями, насмешками! — Он искал подходящие существительные, но больше не нашел, как ни старался. — Я сидеть сложа руки не буду!
— Давно вы здесь?
— Неделю. Я взял отпуск. Я сделаю такое, что Велькер надолго запомнит.
— Ах, господин Ульбрих! Не знаю, что вы хотите сделать. Но разве тогда с Сорбским банком не будет покончено раз и навсегда, разве сотрудники не окажутся на улице? Велькер над вами даже не думал издеваться, оскорблять… и прочее, что вы еще перечислили. Он вас использовал точно так же, как использует всех остальных, что восточных, что западных, одинаково! В этом нет ничего личного, так что напрасно вы относите это на свой счет.
— Он сказал…
— Но он говорит не на вашем языке. Вы ведь только что мне объяснили, что мы говорим на разных языках.
Он грустно смотрел на меня, и я пришел в ужас, поняв, что у него тот же самый беспомощно-глуповатый взгляд, какой иногда бывал у Клары. Да и эту твердолобую решительность я хорошо знал по Кларе.
— Не порите горячку, господин Ульбрих. Поезжайте обратно и зарабатывайте, пока в Сорбском еще можно что-то заработать, это все равно рано или поздно закончится. Заработайте столько, чтобы открыть свое дело в Котбусе, Дрездене или Лейпциге: «Карл-Хайнц Ульбрих. Частные расследования». А если когда-нибудь у вас окажется слишком много дел, позвоните мне, и я приду вам на выручку.
Он улыбнулся, мимолетная кривая улыбка против твердолобой решительности.
— Велькер вас использовал — используйте и вы его! Используйте для того, чтобы заложить основы своего будущего благосостояния. Не пытайтесь сводить счеты, ведь вы многое потеряете, если победите.
Он помолчал. Потом допил вино.
— Хорошее вино.
Он переместился на самый край дивана и сидел так, словно не знал, посидеть ли еще или пора подниматься.
— Может быть, допьем бутылку?
— Пожалуй… — Он встал. — Пожалуй, я лучше пойду. И большое спасибо.