Но работа есть работа, а заказ есть заказ. Осенью я разбирался с больничными листами продавщиц сети «Тенгельманн» и испытал примерно такое удовлетворение, какое чувствует контролер, поймавший в автобусе нескольких зайцев. Зимой клиентов вообще не было. И в этом нет ничего удивительного: кто будет нанимать в телохранители или отправлять на поиски украденных драгоценностей частного детектива, которому уже перевалило за семьдесят! И даже торговая сеть, пытаясь вывести на чистую воду своих якобы больных продавщиц, предпочтет молодого человека, бывшего полицейского, с сотовым и «БМВ», а не старика со старым «опель-кадетом».
Не могу сказать, что без заказов я всю зиму маялся от безделья. Я привел в порядок свою контору на Аугустен-анлаге. Покрыл мастикой пол, вымыл окно. А оно у меня огромное; раньше там был не офис, а табачный магазин, окно служило витриной. Вымыл свою квартиру, она находится рядом, на Рихард-Вагнер-штрассе, посадил на диету растолстевшего кота Турбо. Сводил Ману в Кунстхалле посмотреть на расстрел короля Максимилиана Мексиканского, в музей Рейсса ознакомиться с археологическими находками из зуэбенхаймских могильников и в краеведческий музей осмотреть электрические стулья и кровати, с помощью которых в девятнадцатом веке гнали из кишечника ленточных глистов. Сходил с ним в мечеть Явуз Султан Селим и в синагогу. По телевизору мы смотрели, как выбирали на второй срок Билла Клинтона и как он приносил присягу. В Луизен-парке навестили аистов, которые в этот год не улетели в Африку, а остались зимовать дома; по берегу Рейна мы дошли до городского пляжа с закрытым рестораном, его здание белело там, неприступное и величественное, словно казино на английском курорте в холодное время года. Я убеждал себя, будто получаю удовольствие, занявшись наконец тем, до чего давно не доходили руки.
Пока Бригита не спросила: «Что это ты зачастил в магазин? И почему ходишь за продуктами не днем, когда там пусто, а непременно вечером, когда от покупателей не протолкнуться? Неужели ты, как старик, ищешь впечатлений? — И добавила: — Поэтому и обедаешь в „Нордзее“ и в „Кауфхофе“? Раньше ты, если было время, готовил сам».
Однажды, незадолго до Рождества, я не смог подняться домой по лестнице. Казалось, что грудь сдавил железный обруч, левая рука ныла, а голова странным образом была одновременно и ясной, и пустой. Я сидел на нижней ступеньке, пока вернувшиеся домой супруги Вайланд не дотащили меня до нашего с ними последнего этажа. Я лег в кровать и заснул, и проспал весь день, за ним и следующий, а потом еще и сочельник. В пятницу, когда меня пришла проведать сначала обиженная, а потом не на шутку встревоженная Бригита, я, конечно, встал, поел жаркого, которое она принесла, и выпил бокал красного вина. Но еще целую неделю я был как вареный: при малейшем усилии меня прошибал пот и начиналась одышка.