Эти отмычки ему подарил странник, которого Густав однажды, чисто случайно, выловил из реки. Тот свалился туда с моста, когда ехал на своем корабле ночью. И никак не мог выбраться, потому что в момент удара заклинило дверь, а окна были настолько маленькими, что вылезти через них не представлялось возможным.
Густав подцепил эту медленно тонущую железную скорлупу тросом, когда странник пробыл в холодной воде часов пять или шесть. Сказать по правде, он не ожидал, что странник окажется жив, и приготовился увидеть распухшего утопленника. Однако спасенный им человек оказался вполне себе жизнеспособным. И благодарным.
Он вручил Густаву эти отмычки и научил ими пользоваться. Они находились в ручке из черного лакированного дерева, и если их вытащить все сразу, то отмычка походила на швейцарский нож или странного плоского ежа-панка. Конечно, за один урок Густав не мог научиться открывать любой замок. Но опыт, помноженный на полученные основы мастерства, сделали из него профессионала.
И он очень удивился бы, узнав, что до Взрыва вскрывать замки полагалось либо спасателям, либо грабителям. В новом мире домом Густав считал лишь корабли. У дикарей, живущих в городах, не могло быть своего дома. Как нет дома у обезьян, живущих на деревьях, или у медведей, живущих в пещерах. Если кто-то или что-то сгоняет их с насиженного места, они идут дальше, только и всего.
Поэтому, проникая в бывшие жилища людей, Густав не считал, что нарушает чью-то личную жизнь. Жизни у дикарей тоже не было – так он решил для себя.
Замок двери в служебное помещение оказался легким. Довольно мощный, он мог выдержать попадание среднекалиберной пули, так как его защищала бронированная пластина. Но ловкие пальцы странника открыли его минуты за три, не больше. Густав даже немного разочаровался, потому что столь легкое открытие замка по всем канонам и правилам не обещало, что за дверью хранятся сокровища, включая злополучные батарейки.
Густав поднялся с колен, положил отмычку обратно в рюкзак, осторожно потянул за ручку. Дверь медленно открылась, с трудом поворачиваясь на толстых и проржавевших металлических петлях.
Луч фонаря осветил довольно большую комнату. Низкий столик с разбросанными по нему журналами. Бесчисленные картонные коробки разной величины вдоль стен. Пыльный кожаный диван. Дверь, ведущая куда-то дальше, возможно на задний двор. И одинокая, свисающая с потолка на шнуре лампочка, прикрытая простеньким пластмассовым плафоном, похожим на перевернутую тарелку.
Густав вошел в комнату, ожидая встретить затхлый запах спертого воздуха непроветриваемого в течение многих десятков лет помещения. Но, к его удивлению, воздух тут ничем не отличался от того, которым он дышал всю жизнь.