Метрах в двадцати от пулемётного гнезда мы разделились. Шерхан направился к уже просвечивающейся между деревьев теплушке. Между прочим, там уже из небольшой трубы был виден еле заметный дымок. А я, удвоив осторожность и взведя револьвер, начал медленно подкрадываться к пулемётчикам.
Ближе, чем метров на десять приблизиться к ним незаметно никак не получалось. С ходу, с разгона влетать на их позицию, мне тоже как-то расхотелось, когда я увидел в руках у одного из финнов автомат “Суоми”. Я подумал, - из такой штуки ему даже целиться не надо, нажмёт на курок, и - привет родителям. И хотя оба финна даже не смотрели в мою сторону, а всё их внимание было обращено на третьего, который в этот момент тащил, упирающуюся козу, я, всё-таки, решил не рисковать и стрелять из нагана во владельца автомата. Правда, убивать его я не хотел, решил выстрелить в колено, чтобы у него случился болевой шок, так можно было спокойно его скрутить. Оба чухонца сидели на толстом бревне, положенным сбоку от мелкого окопа, вместо бруствера. Наверное, для того, чтобы лучше видеть представление.
Взяв револьвер наизготовку, я махнул рукой, так, чтобы Якут мог это увидеть. Тут же раздался сухой звук выстрела, следом выпустил две пули я. Даже не посмотрев на результаты наших выстрелов, я бросился к окопу пулемётчиков. Сразу перед ним я сбросил лыжи и буквально свалился на корчившееся внизу тело. Заломив ему руки и связав их, я, наконец, оглядел место схватки. Второй финн, вернее его голова, представляла из себя очень неприглядное зрелище. Его голова свешивалась в окоп, на месте правого глаза зияла дыра, в задней части головы черепной коробки почти не было, и всё дно окопа было в крови, смешанной с белёсыми частичками мозга. Одним словом, картинка не для слабонервных.
Между тем, раздалось ещё несколько выстрелов, и всё стихло, только был слышен скулёж раненого мной финна. Меня это стало ужасно раздражать, и я, скомкав свои многострадальные варежки, засунул их опять вместо кляпа в рот чухонцу. Закончив с пленным, я оглядел место наших действий.
В первую очередь, посмотрел в сторону третьего финна, который перед этим отправился в мясозаготовительную экспедицию. Он лежал на ближнем ко мне краю поля, уткнувшись головой в снег. Его правая рука, с зажатой в ней верёвкой, периодически подёргивалась. Это несчастная коза пыталась вырваться из неволи. Потом я повернулся в сторону теплушки. Дверь в неё была открыта настежь, и было видно, как Наиль, упираясь коленом в спину какого-то человека, ремнём связывал ему руки. Рядом на улице, прямо на снегу, лежал ещё один финн, с заломленными назад связанными руками.