Но мазохист часто бессознательно в своих фантазиях испытывает глубокое чувство справедливости. Явное «преступление» скрывает более глубокое преступление, которое заставляет его двигаться в темноте на ощупь. Это более глубокое преступление, скрывающееся в тени своей полной противоположности — унижения, является гордыней, самым первым человеческим грехом.
Как и в случае женщины, совершающей дионисийскую инициацию, это глубинное преступление исходит из ложной установки: гордыня — форма инфляции, самонадеянности, высокомерия. У мазохиста эта установка может проявиться самыми разными способами. Он может ощущать себя самым лучшим или самым худшим в мире, самым совершенным страдальцем, испытывающим самую глубокую боль. Он может чувствовать себя самым заслуженным человеком, получающим самую мелкую награду, самым некомпетентным человеком, обладающим самым высоким потенциалом, самым выдающимся смертным, отмеченным ударами Судьбы. Будучи самым лучшим червем во вселенной, мазохист может чувствовать, что не заслуживает наказания, заслуживает меньше наказания или самого лучшего наказания, — или все это вместе. Эта истина может быть высказана и в его исповеди, и в бреду, и в процессе анализа, и во время пьяной болтовни.
Мазохист стремится идти по тонкой линии, познавая, затем освобождаясь, затем осознавая это ощущение разницы между наказанием и очищением. «Держите со священным трепетом эту наказующую плеть бога!». Возможно, кнут на фреске в Помпее является тирсом, священной ветвью, которая используется в культе Диониса. В тирсе присутствует бог, сосредоточение страшных сил природы. Согласно мнению классика-ученого Доддса, применение тирса в культе — это свидетельство «управляемого насилия», попытка подчинить эти природные силы религиозной цели. «Тирс — сосредоточие этих сил; его прикосновение может творить невероятные чудеса, но оно может нанести рану и… вызвать сумасшествие».
Использование мирского объекта оскверняет весь ритуал, а следовательно, и бога; это, в свою очередь, оскверняет самого приверженца культа, выбивая его из колеи, ибо его мотивы и эмоции больше не считаются религиозными. Человеку больше не помогают мысли о силе бешенства, «английского порока», употребляемого для наказания и сексуального возбуждения. Использование орудия избиения только нерелигиозных целях, согласно дионисийской религии, является его осквернением, профанацией. В объекте отсутствует бог; вместо него объект сам становится богом в форме фетиша.
В мазохистских фантазиях, которым нет числа, пристальное внимание уделяется средству причинения боли, которое имеет высшую ценность. Подобно священным тирсам, это средство является символом, божественным скипетром. Хотя многие фантазии содержат в себе другие формы мучений, например, унизительные позы, слова или даже сами способы сексуального возбуждения, немало фантазий сосредоточено на орудиях пытки или по крайней мере включают их в себя. Разнообразие таких средств безгранично, и многие фантазии разворачиваются поразительно подробно. Это ивовые прутья, кнуты, розги с узлами, утяжеленные плети и плети-девятихвостки; плетки, палки и доски любой длины, ширины, формы и толщины, сделанные из любого сорта дерева; любые разновидности ремней, которые можно себе представить: с любыми пряжками и заклепками; щетки, расчески и гребни, щипцы, зубочистки, шпатели, иголки, электрические нити накала, острые пики погонщиков скота, тонкие жесткие прутья, ножи, ожерелья, «пояса верности» и ножницы. Этот список может дополняться сколь угодно долго, становясь все более и более жутким. Как правило, в мазохистской фантазии средство истязания выполняет противоположные функции, обладает мистической прелестью наряду с безобразием и вызывает страх, чтобы создавать и сохранять должные ощущения.