Командованию славного немецкого флота, который со времен Доггер-банки отсиживался в родных гаванях и из-за которого отчасти началось бессмысленное противостояние с англичанами, было приказано незамедлительно выводить в море, чтобы погибнуть или добиться самоубийственной миссией хотя бы минимальных преференций в будущих мирных переговорах. Один немецкий капитан заявил по поводу изданного приказа: я выстреляю свои 200 снарядов (больше нет), после чего, с высоко поднятым флагом, пойду ко дну. Если не потопят — взорву корабль, чтобы не достался островитянам. Во избежание мятежей матросам сообщили, что флот идет в демонстрационный поход. И вот это уже являлось со стороны фон Бюлова беспросветной глупостью.
Несмотря на все меры предосторожности, цель последней морской операции Кригсмарине оказалось невозможно утаить от тысячных экипажей линкоров. Догадки, обрывки слухов, революционная пропаганда, а главное — нарастающая ненависть к офицерам, ведущим людей на смерть, при крайне шатком положении верховной власти, толкнули мореманов на бунт.
Восстание вспыхнуло в Киле. Смешно — по той же причине, по которой русские моряки поднялись в Кронштадте, в прошлой версии времени. Три долгих года войны хваленые дредноуты Гогенцоллернов не участвовали в сражениях. Измученные бездельем и чтением «прогрессивной» литературы, активно публикуемой за счет средств иностранных разведок, и собственных пацифиствующих идиотов, бравые матросики, возмущенные не столько отправкой на смерть, сколько тем, что ими еще кто-то смеет командовать, принялись топить в мутных водах датского канала своих капитанов — с усердием, достойным лучшего применения.
Со смертью первого офицера события в обреченной Германии понеслись со скоростью пикирующего аэроплана.
Уже 24 марта 1917 года подпольная организация матросов-социалистов в Киле на захлебывающемся от восторга публичном митинге создала первый в Германской армии Совет матросских и солдатских депутатов.
25 марта Совет депутатов призывал обезумевших от безнаказанности моряков захватывать тюрьмы, чтобы освободить из них арестованных за три года товарищей и… расправляться при этом с охраной и полицейскими. Вместе с подобными кровавыми призывами над линкорами кайзера впервые в истории германского народа в небо взвились такие же кровавые, кумачово-алые революционные стяги.
26 марта, спустя ровно сутки после объявления о предстоящей коронации наследника Вильгельма Фридриха Христиана Третьего, на улицы Мюнхена и Берлина выплеснулись голодные демонстрации. Одиннадцатилетнего «императора» во избежание покушений тайно вывезли из столицы в Потсдам, окончательно оставив великую нацию на экстремальном повороте истории без головы — почти в буквальном смысле этого выражения. Демагогия подчиненной правительству прессы и патриотические лозунги мистическим образом не действовали на толпу в эти дни. Возможно, дело действительно заключалось в мистике, но возможно — в обычной психологии масс, которых некая сила три года сдерживала, а потом внезапно спустила с короткого поводка.