В мгновение ока мы миновали орудийную засаду, платформу станции с пулеметами и таращащихся на нас безвольных стрелков. С вокзала выбежал надрывающийся Лавиновский, и только тут пришедшие в себя пехотинцы начали хаотично палить по нам из винтовок. Выстрелы мосинок затрещали, гулко отдаваясь в стенках вагонов, но было поздно уже, развернувшееся орудие дало залп, однако земля взрыхлилась от нас далеко — не попав по вагонам, снаряд ушел в перелет.
В этот момент движение поезда совершенно необъяснимо вдруг начало замедляться.
Вытаращив глаза, я с гневом бросился к машинисту, но тот лишь тыкал вперед раскрытой ладонью. За первым же поворотом, который мы только что проскочили, путь перегораживали грубо наваленные камни и бревна.
— Ну твари, — прокомментировал я совсем не по-царски, кровь ударила в голову, и почти не отдавая себе отчет, я заорал: — На таран!
— Чего?!
— Тарань говорю! В лоб!
Железнодорожник посмотрел на меня совершенно обалдевшими глазами, но ослушаться не посмел — рванул к рукояткам.
— Угля, угля! — загремело в кабине. — Сыпь! Сыпь! Сыпь!
Поезд прыгнул вперед.
— Ваше Величество, шли бы назад в вагоны.
— Черта с два! Как думаешь, прошибем?!
— Завал-то? Думаю, да! Бронепоезд имеет вес не чета паре бревен. Пройдем, как масло!
— А что ж ты тогда тормозил, старый пень?
— Но как же?! В поезде — персона Императора, разве возможно?
— Как видишь! Они же меня к стенке и поставят, если остановимся. Выход один — прорываться. Либо с рельсов сойдем, либо…
Железнодорожник кивнул.
— Держи-иись! — заорал он мне и стоящему рядом Фредериксу.
Со страшным стоном состав вонзился в завал, бревна раскидало как щепки — брызгами в стороны, расплескивая мимо окон. В то же мгновение мир вокруг сотряс страшный, неописуемой силы удар. Меня подкинуло в воздух, ударило в стену, вернуло обратно, чуть не вывернув ноги, и лихорадочно затрясло. Тряска эта продолжалась несколько страшных мгновений. Локомотив нешуточно дернулся, подпрыгнул, встряхнулся, но на рельсах, слава богу, многотонное чудовище устояло.
Вцепившись в спасший меня железный поручень, совершенно обалдевший от ужасающего таранного удара, я лихорадочно осмотрелся по сторонам. Все машинисты стояли. Однако Фредерикс, примостившийся от меня с краю, едва зацепившись за ручку входной двери, брыкнулся в воздухе и буквально вмялся в стекло. Оно треснуло вокруг него широкою паутиной, но все-таки удержало бедного царедворца внутри локомотива.
Мы с Санычем втащили министра Двора в салон и положили на диван. Выглядел он страшно — в кровавых ошметках, с синим лицом и в изодранной битыми сколами одежде.