Дорога цвета собаки (Гвелесиани) - страница 7

Глава IV

Установив ночь, девять сотенных командиров и военнослужащие медбытчасти встали за свои стулья, которых сегодня было больше, чем гостей. Целые насаждения пылающих свечей проходили по центру стола и по окружности, потрескивали на табуретах разной высоты, что расположились у развешанных по стенам зеркал. Табуреты с подсвечниками загромождали, урезав, и пятачок, где вчера танцевали. Белый витязь вошел с первым выстрелом шампанского. Он нарочно подогнал свое прибытие под момент, когда внимание присутствующих сосредоточится на имени короля. Поздоровавшись общим полупоклоном с теми, кто заметил его, Белый витязь молча встал за один из свободных стульев. Здесь, у предназаначенного ему бокала, тотчас же наполненного доверху, его нащупал луч, сотканный из отраженных в зеркале свечений. На столе и за его краем был виден размытый круг, став в центре которого, гость попадал в прозрачный световой колпак. Однако луч, как и колпак, оставляли впечатление назойливых хозяев, благодушие и услужливость которых, если пообвыкнуть, начинает мало-помалу нравиться. Все находились в таких же световых колпаках. Подсвечивались и были видны даже пузырьки в бокалах с шампанским. Белый витязь Годар смог без труда увидеть всех сразу и огорчиться оттого, что не нашел знакомых лиц. Он знал, что так оно и будет, но все же не удержался от досадных сопоставлений. Чужие люди в знакомых мундирах показались ему шутами вчерашних господ. Человек, который взял на себя миссию произнести имя короля первым был перечеркнут синей лентой, почти не отличимой от цвета кителя. Зато лента была чуть шире, чем у других офицеров. Долговязый, хмурый, с крючковатым носом на осунувшемся лице, офицер этот пробубнил несколько незначительных слов, к которым Годар не сумел прислушаться. После вступительного слова Синий витязь размеренно выговорил, кокетничая хрипотцой в голосе: "Слава Его Величеству королю Кевину I", осушил бокал и сел, опустив взгляд в свой полукруг на скатерти. Имя короля было прогнано по кругу за те секунды, пока позвякивали, формально притрагиваясь друг к другу бокалы в руках его непосредственных соседей по столу. Еще с порога Годар заметил, что среди сотенных командиров нет Мартина Аризонского. Вероятно, его заменили кем-то другим. Это показалось Годару само собой разумеющимся, ведь Мартин был слишком хорош для нового состава. Этот предполагаемый другой стал особенно неприятен, его предполагалось вычислить. Однако, когда все витязи и дамы опустились на стулья, уменьшив длину световых колпаков, Годар почувствовал какую-то разрядку. Некий штрих, еще не разгаданный, сделал лица его нынешних сослуживцев немного роднее. Запах сигаретного дыма выстраивал в памяти обрывки ощущений, впечатлений, как-то их связывая. Мучительно сосредотачиваясь, Годар взглянул наискосок и вздрогнул. Светловолосый безусый мужчина его возраста, отодвинувшись вместе со стулом на метр от края стола, держал между большим и указательным пальцем мундштук с папиросой. Вытянутая во всю длину рука опиралась в районе локтя о спиныку свободного стула. Детали его внешности и одежды были различимы плохо, так как офицер не попадал в предназначенный ему световой колпак. Однако, Годар, присмотревшись, увидел то, что не бросилось до сих пор в глаза - зеленую ленту! Мундштук, лента, манеры принадлежали Мартину Аризонскому, между тем, как в мундире Зеленого витязя находился совсем другой человек. Из оцепенения Годара вывел елейный женский голос: - Дамы и господа, а не выпить ли нам за здравие всех витязей, когда-либо собиравшихся за этим столом?.. Все оживились. Годар почувствовал, как его пощипывают украдкой взглядами. Полилось шампанское. Синий витязь - парень по имени Стивен - пошутил неожиданно бодро для своего болезненного вида: - Дорогая Джейн, ваше предложение мы отточим до афоризма, запротоколируем и будем читать его изо дня в день, как молитву. Надеюсь, в ближайшие пятьдесят лет чтение молитвы останется привилегией сегодняшнего офицерства. - Вы хотите сказать, что проходите пятьдесят лет в сотенных? - ввернул кто-то из витязей. - Не думал, что у вас паралич честолюбия. Стивен разулыбался, расправил свою незадачливую фигуру и двинул в ход представление о собственной значимости: - Давайте, дамы и господа, встанем для серьезности момента. Итак... - он выждал паузу, приспустив на пару секунд дряблые веки. - Думаю, мы с вами достаточно умны, чтобы не бряцать пустословием. Но кто, если не мы, господа? Кто, если не мы? Предлагаю осушить бокалы в тишине, не сдвигая их. Пусть каждый прочувствует свое место в завтрашнем дне. Синий витязь опять приспустил веки, как бы дирижируя торжественной минутой. Но тишину нарушил офицер с зеленой лентой. - Вы сами не представляете, как точно ухватили злобу времени, - сказал он, повернув к Стивену голову, и Годар увидел знакомый прищур глаз - только других: больших, темнозеленых. Сквозь загар на мужающем лице витязя проступили красные пятна. - Никто не знает, каким будет завтрашний день, но если прочувствовать в нем свое место, если осознать меру личной ответственности, жизнь предоставит нам шанс на будущее. Из концентрированного, сжатого МИГА мы возьмем в будущее только то, что причитается, не позарившись на дареное или свалившееся с небес. И уж тогда, в будущем, мы прочувствуем свое место по второму разу. И это будет - настоящая жизнь. - Ну почему же, пусть не минуют нас и подарки судьбы. Нельзя жить без мечты о чудесном. Вы, Мартин, сами такой чудесный, славный. Невозможно предугадать, что вы скажете в следующую минуту, - сказала увещевающе Джейн и натянуто улыбнулась. - О, да! - подхватил нить собственной мысли Стивен. - Я вижу, здесь собрались, наконец, дельные люди. После первого же бокала потекли речи государственной важности. Кстати, уже поступило предложение вести протоколы. Возвышенность и непредсказуемость - следствия хорошо организованного мыслительного процесса, а посему его следует фиксировать для истории. Авось ход истории выпрямится и самоорганизуется, не так ли, Аризонский? У кого-нибудь есть перо и бумага? - невозможно было понять, шутит ли Стивен или говорит всерьез. - У меня есть бумага, - наивно сообщила Джейн, - я буду вести протоколы, она и вправду записывала что-то в блокнот шариковой ручкой, чем, пожалуй, озадачила Стивена. Годар не сводил глаз с Мартина Аризонского. Тот, заметив его любопытство, поймал его взгляд и вежливо улыбнулся. Смущенье и взволнованность, прикрытые хорошо контролируемой сдержанностью, делали лицо Зеленого витязя открытым, полным искренности. Глубина его взгляда была поистине бездонной, и сокровища, которые там, несомненно, скрывались, предстояло еще обнаружить. А до той поры предстояло довольствоваться ощущением, будто витязь прост и открыт. Речь витязя была небогата интонациями, могла на первый взгляд показаться монотонной, но внутри скромного ритмического рисунка что-то такое тикало, предвещая невиданную силу мысли. Это настораживало сослуживцев, а порой и завораживало. Упругий ветер, дрожащий, как натянутая струна, жил в этом голосе и короткими порывами, продолжающими друг друга или набегающими один на другой в русле единого порыва, доносил до каждого всегда свежую мысль. Мартин, осушив бокал, сел на свой отставленный стул, высвободившись тем самым из светового колпака. Он вновь закурил и положил вытянутую руку с мундштуком на спинку соседнего стула - совсем, как то Мартин, которого Годар видел днем. С трудом дождавшись момента, когда деловую часть банкета стала рассеивать светская беседа, Годар подсел к Аризонскому. Тот приветливо протянул ему портсигар. Годар взял папиросу и закурил машинально. - Не в этом ли дворе вы живете, уважаемый? - спросил он, заметно волнуясь. - Да, в одном из домов рядом с казенным заведением. А что, случилось что-нибудь? - Я, кажется, вас обокрал, - потрясенно произнес Годар. Зеленый витязь смотрел на него с легким недоумением и огромным участием. В глазах его мелькнула затаенная боль, с которой Годар уже познакомился днем. - Я у вас брился, завтракал, расхаживал по городу в вашем костюме. Я даже подслушивал ваши изречения и запоминал характерные манеры. Дальше Годар рассказывал все сначала и по порядку, начиная со своего загадочного появления на территории Суэнского королевства, а когда дошел до знакомства с Мартином Аризонским, Зеленый витязь, зажав ладонью рот, прыснул, как мальчишка, и вытер рукавом слезы. Но когда Годар стал передавать подробности беседы с дневным Мартином, ночной Мартин призадумался и опечалился. Теперь он отмечал высказывания дневного Мартина саркастической полуулыбкой; когда же Годар упомянул про кота, Аризонский воскликнул: - А вот кота у меня нет! Он его как то называл? - Кажется, кота звали Нориком. - Я так и думал! Вы имели дело с королевским шутом Нором. - Гм... Откуда он вас знает? - В маленькой стране все между собой знакомы - чаще шапочно. Все, или почти все. - Мне показалось, он знает вас близко. - Этого только не хватало. Нор уже хозяйничает в моей квартире! Мартин, вспылив, прищурился как тот, дневной Аризонский, но, заметив огорчение на лице Годара, улыбнулся простой сердечной улыбкой, какой дневной Аризонский не владел. У того все получалось чрезмерным. Годар нисколько не сомневался, что настоящий Мартин Аризонский перед ним, и когда тот полез в карман за удостоверением, порывисто придержал его руку. - Я верю. Утром я верну вам костюм и все остальное. Я оставил ваши вещи в квартире, которую мне нанял департамент - это в двух кварталах отсюда. Хорошо, что мошенник не сумел уговорить меня взять ваши деньги. - Что вы, и не думайте ничего возвращать! У меня дюжина костюмов, я их все и не помню! - выпалил скороговоркой Аризонский и, осекшись, заглянул Годару в глаза с виноватой улыбкой. Он мягко пояснил: - Видите ли, в чем дело... В здешнем краю одежда. едва начав выгорать, стремительно ветшает. Поэтому уважающие себя суэнцы имеют обширный гардероб. Гардероб у нас самая ценная часть состояния. Знатный суэнец может жить без крова, но не позволит себе появиться в черте Скира в подпорченном костюме. Кстати, вас не извел английский воротник? Думаю, этот разбойник нарочно вас так разодел. В моем гардеробе были и повседневные костюмы. Аризонский тихо засмеялся. - А впрочем, какие все это глупости! Можно долго смеяться. А знаете, в детстве я мечтал о белой ленте. Я вижу, у нас с вами сходные вкусы. Годар смутился. Пересказывая Мартину разговор с шутом, он умолчал о белой ленте. Воспользовавшись тем, что Аризонский пришел в приподнятое настроение, он осторожно заметил: - Мне кажется, этот шутник сумел доставить нам удовольствие. Наверное, все, что ни случается - к лучшему. - Хотелось бы на это надеяться, - сказал Мартин, немного помолчав. - А знаете что, берите-ка свой бокал и пересаживайтесь поближе. Пожалуйста, Годар. Если вы не против, выпьем за наше знакомство. Годар с радостью принял предложение, перебрался к Аризонскому, распил с ним бутылку сухого вина, после чего вышел, стараясь не привлекать к себе внимания, в коридор, чтобы разыскать и спрятать подальше свой замызганный дорожный мешок. Заглянув в спальную комнату, он увидел на прежнем месте часы, подаренные ему Ником. Записки же на тумбочке не было. Взяв часы, он засунул их в карман и обнаружил свой мешок под койкой. Недолго думая, запихнул его в тумбочку, по пути же в гостиную решил, что вернется сюда завтра один и там уж заберет мешок на квартиру. Годар был очень голоден. На банкетном же столе были только салаты и пирожные, а хлебные ломтики так просвеч=ивали, что он постеснялся бы взять столько, сколько требовалось. Сейчас ему не хватило бы и трех хлебниц. Поэтому Годар, не дойдя до залы, свернул на запах кухни. В Казенном доме, вероятно, практиковалось самообслуживание. Он обнаружил в безлюдной кухне среди обилия полуфабрикатов еще теплый ржаной кирпичик и снял с крюка круг копченой колбасы. Когда он вернулся к столу, Аризонский, подперев кулаком подбородок, говорил со Стивеном, которы, пригнув голову, как бычок, тянулся к нему через разделяющий их свободный стул. Когда Годар сел рядом, Мартин, весело ему подмигнув, расположился так, чтобы не оказаться к какому-нибудь из витязей спиной. Годар хотел разломить хлеб по-походному, руками, но предумал, взял нож и сделал все неожиданно ловко. - Угощайтесь, господа, - обратился он к Стивену и Мартину, указав на блюдо с бутербродами. Аризонский сразу же повторил его слова громко, для всех, проворно взял бутерброд, принялся жевать, благодарно улыбнувшись Годару. Продвинув блюдо дальше, он призвал еще раз: - Дамы и господа, угощайтесь Некоторые из присутствовавших пожаловали к их уголку. Несколько рук степенно потянулись к блюду. Среди них - две женщины: пухлые, стянутые атласной на вид кожей, которая, казалось, вот-вот треснет. Годар заставил себя не смотреть на лица девушек. Местные дамы не для него - это он усвоил. Особенно дамы сегодняшней ночи. Ни одна из них не заняла бы в его сердце место Ланы. Он чувствовал. что и других мужчин не тянет на ухаживания. Сегодня все было тише и приличней, на удивление птичнице Марьяне, которая наверняка подглядывала в какую-нибудь щель. Те, кто взял бутерброды, неторопливо жевали, а за едой, как водится, помалкивали. Разговор Стивена и Мартина смялся. Девушки глядели в пламя свечи с показной мечтательностью, Стивен хмурился, а Мартин, между тем, погрузился в рассеянную задумчивость. Такой взгляд с затаившейся в глубине болью, что всплывала, выйдя из-под контроля, в минуты задумчивости, Годар видел у шута Нора. По мере того, как крепла дружеская симпатия к Мартину Аризонскому, шут рос в его глазах как знаток человеческой души. Годар был благодарен этому человеку за то, что тот приоткрыл ему душу Мартина, указал на него. Видимо, Нор пошел на нечестность, по своему любя Аризонского. Он не только заинтересовал личностью Мартина потенциального товарища, н и деликатно указал на какое-то душевное неблагополучие. Годар не мог еще уяснить, в чем его причина, но он подметил у сослуживцев какую-то натянутость, а порой и отчужденность в присутствии Мартина. Сейчас натянутость царила во всей гостиной. Витязи и сами не знали, зачем прохаживались взад-вперед, придерживая дрг друга за локти и беседуя ни о чем. Один из витязей - низколобый коренастый офицер с желтой лентой, которая еще больше портила его скуластое одутловатое лицо, курил в конце стола в одиночестве. Внимание его, казалось, было полностью поглощено сигаретой. Но, когда Стивен вновь заговорил, Желтый витязь моментально пристроился к их кругу. - Подходите, господа, поближе, - любезно пригласил Стивен - Вопрос чрезвычайно важный и касается всех. Стулья, на которых располагались Стивен, Мартин, и Годар, окружили так тесно,что Стивен, не теряя победного тона, вынужден был попросить подошедших "согнуться вдвое, что достигается с помощью личного стула". Намек был понят, но Джейн, которой трудно было дотянуться до ближайшего свободного стула, а делать все она любила исключительно сама, решительно отвергая помощь джентльменов - низенькая, энергичная Джейн, не похожая на девушек своих лет, выдвинула альтернативное предложение: - А не лучше ли всем сесть за свои места и говорить в полный голос? - Разумно, - согласился Стивен, подмигнув всем остальным. - Мы не изменники, секретов у нас нет. Годару не понравился его выпад. Он взглянул на Мартина, надеясь найти в его взгляде поддержку. Тот весело наблюдал за перемещением в комнате и, когда все, наконец, расселись, по своим световым колпакам, тихо засмеялся=. Никто бы все равно не понял, о чем он. Годару же польстило, что они с Мартином разделяют представление о нелепости всего происходящего. Стивен, аккуратно кашлянув, повел неторопливо, кругами, словно варил манную кашу, а каша то и дело прилипала к стенкам кастрюли и ее затем приходилось снимать со скрежетом резким движением ложки. - Как известно, перед войском Его Королевского Величества поставлены самые разнообразные государственные задачи. Среди них - охрана города от внешнего врага, что включает широкомасштабное патрулирование. Мы не просто ратники. Прежде всего мы - граждане - сделав акцент на последнем слове, Стивен заговорилметаллическим голосом: - Понятное дело, что если в городе горит дом, каждый суэнец принимает участие в ликвидации пожара, тем более - если он витязь королевского войска. Доколе нам бороться с последствиями и обходить молчанием причины? Кто припомнит, сколько времени кочует из ящика в ящик разных ведомств Новый Архитектурный План? - Я услышала в первый раз о плане, когда была семилетней девочкой. Родители подали заявку на строительство кирпичного дома, но казна средств не выделила. Своими силами строиться мы не смогли: среди погорельцев было много родственников, папа всем материально помогал... Это было после пожара 19... года. Многие тогда погибли, - Джейн поведала эту историю кротким сентиментальным голосом и с сочувствием взглянула на Мартина. Усмешка в глазах Мартина погасла, он изменился в лице. - Не хочешь ли ты сказать, дорогая Джейн, что до сих пор проживаешь в деревянном особняке? - спросил Стивен с деланным удивлением. - И я, и мама с папой, и тетушки - все там живем, - удивилась в ответ Джейн. - Н-да... А ведь во время последних пожаров народу в Скире погибло больше, чем во всем королевстве от налетов врага. - Что ты хочешь этим сказать? - продолжала удивляться Джейн. Стивен, убрав из голоса металл, сказал просто и доверительно, почти нежно: - Если армия спасет скирян от их же собственной нерасторопности, она перестанет быть посмешищем в глазах народа. Надо сначала перекрыть способность к самовозгоранию старых улиц города - других слов я не нахожу, а уж после думать всерьез о борьбе с огнедышащими. Предлагаю поставить перед Королевским Советом вопрос о немедленной реализации Нового Архитектурного Плана. - Но это входит в компетенцию гражданских служб, - напряженно сказал Мартин. Чувствовалось, что он медленно приближается в мыслях к какому-то выводу, и приближается с явным разочарованием: - И потом, от того, что в Скире прекратятся естественные пожары, упомянутый вскользь внешний враг не превратится в манекен для учебных атак. Кстати, неправда, что идея создания войска не пользуется популярностью в народе. Не будем путать идею с реализацией. Люди не смеются. Люди боятся. Никогда не следует забывать об этом. Это недостойно... Мартин замолчал, и вокруг словно потухли праздничные свечи: уступив место электрической лампочке. Годар увидел, что за столом сидят мирные, опечаленные жители в военной форме и не знают, чем себя обмануть. В сущности, эти ребята хотели того же, что и прежние... Только теперь Годар сообразил, что все его знакомые суэнцы куда-то бегут. Все, кроме Мартина Аризонского, - Что ж, бороться придется со всем сразу, - резюмировала, вздохнув, Джейн - и с внутренними проблемами, и с внешними. Такова уж наша судьба, таков наш дом. Я понимаю, Мартин, ваше беспокойство, - последние ее слова были двусмысленны. Мартин не удержался и покраснел. Суэнцы и в полутьме замечали изменения, происходящие с лицом соседа. - Господа! Выпьем за здравие принцессы Адрианы. Да хранит ее Господь! предложил Стивен нежно. Все, привстав, протянули полупустые бокалы к отставленному бокалу Аризонского, словно принцессой был он. Мартин, ни на кого не глядя, невозмутимо наполнил свой бокал и выпил его до дна.= Из чувства протеста Годар принялся жевать кусок колбасы, держа его в руке и откусывая огромные кусища. Все, кроме закурившего Мартина. тоже что-то пожевывали. Стивен отжевал первым и поерзывал, выжидая, когда с пищей расправится необходимое большинство. - Ну, хорошо, враг остается врагом, а город приводить в порядок нужно. Ну, нужно ведь, господа! - сказал он наконец дребезжащим голосом. - Удастся унять пожары - одной тревогой меньше. Поэтому я считаю своим долгом быть настоятельным. Я еще раз предлагаю вспомнить о Новом Архитектурном Плане. Я понимаю, что вспоминать хочется не всем. Сегодня самый захудалый дворянин предпочитает так называемым плебейским кирпичным многоэтажкам каморку из дорогостоящей древесины. Древесина - местный мрамор, несгораемый шелк - золото. Понятно желание жить в деревянных домиках с шелковыми занавесками на окнах. Мельчаем, господа. Граф Аризонский со стыда бы сгорел. Слава Богу, хоть деревня строится с умом. Наложив себе салату, Годар продолжал свою одинокую трапезу. Большинство сотенных командиров посматривали на Стивена со смесью надежды и неудовольствия. Суетливые их движения выдавали нестройность и торопливость мысли. Каждый мечтал о собственном слове, но не успевал опередить Синего витязя, который несся, скрежеща металлическими нотками, по волнам своей мечты: - Думаю, необходимо поставить перед казначейством вопрос о немедленном финансировании строительства нового жилья и сноса старых кварталов. Мы требуем не более того, что содержится в Плане... - Но ведь мы еще не члены Королевского Совета. Согласно решению нынешнего Совета, подтвержденного указом короля, сотенные командиры автоматически назначаются на посты младших советников Его Величества после двухгодичной воинской службы. Простие, что напоминаю вещи, всем известные, - Мартин расставил что-то по своим местам негромким четким голосом, и на лицах молчавших офицеров появилось злорадство, адресованное Стивену. - Да, - сухо согласился Стивен, взглянув отчужденно на Мартина, - Да. "Мы понимаем вас", - слышалось в этом согласии, язвительно подчеркнутое. В зале росло напряжение. - Войско еще ни разу не просуществовало больше недели, - промолвил Стивен как бы невзначай, небрежно барабаня пальцами по скатерти. - Я всего лишь сказал о том, как должно быть, - заметил Мартин. - Да-да, конечно, - невозмутимо повторил Стивен. Некоторые украдкой взглянули на Мартина. И опять послышалось: "Мы понимаем вас", словно после сеанса телепатического перешептывания. Стивен небрежно проговорил: - Кстати, в одном из указов оговаривается право Его Величества назначать в Совет лиц призывного возраста без прохождения воинской службы в должности сотенных командиров. Но это, разумеется, исключение из правил. Служба в войске для молодых да умелых - единственный шанс устроить серьезную государственную карьеру. - Двое молодых людей в Совете, получившие освобождение от воинской службы - специалисты высокой квалификации и прекрасные государственные деятели, если уж король решил привлечь их к управлению страной уже сегодня. Вот и все исключения. А что касается единственного шанса... - ветер в голосе Мартина вдруг потерялся, сбив с толку тех сослуживцев, которые распознавали происходящее и выстраивали свое поведение по некой интонации, - Разве кто-нибудь мешает стать исключением? - Мартин признес свой вопрос ровно, бесстрастным тоном, и, так как местонахождение и направление ветра так и не определилось, до всех сразу дошел голый смысл. - Казна располагает средствами на строительные работы в Скире? - громко и внушительно спросил Стивен, обращаясь прямо к Мартину. И, хотя он опять опередил остальных в захвате инициативы, все посмотрели с жесткой укоризной в усталых, будто торопящихся куда-то глазах, на Ариз=онского, и сделали это открыто. - Не могу знать, - насмешливо ответил Мартин. - Мне показалось, вы неплохо информированы об истинном положении дел в государстве... - бросил Стивен в сторону, как бы говоря с самим собой. - Не более, чем вы, уважаемый, - сухо отпарировал Мартин. Но его слова вряд ли дошли до цели, потому, что продолжились без паузы сбивчивой женской речью. Низенькая Джейн давно уже стояла, никем не замечаемая, во весь свой рост и только и ждала момента, когда можно будет предложить товарищам домашний торт, который она самолично испекла и доставила теперь из кухни на огромном серебряном блюде. Видимо, Джейн справедливо рассчитала, что время молчания, положенного во время принятия пищи - ее время. - ...Подумать только, не все хотят выезжать в новые комфортабельные квартиры, даже если их построят! Даже мои папа и мама вместе с кучей родственников твердят, что в старых домах проживают какие-то традиции. Жаль, между прочим, что в Суэнии нет музеев. Вот бы все эти чуланчики, чердачки, погребки, которые хранят следы прабабушкиных тапочек... - Да, чуланчики, чердачки, погребки, которые выстроены из досок десятилетней давности! - прервал ее Стивен, напористо выпроваживая из присвоенной паузы. Скирские аристократы, тешащие себя патриархальными иллюзиями, позабыли о том, что древесина в Суэнии портится крайне быстро и досточку-другую в фамильном особняке приходится заменять чуть ли не ежедневно. Ну и где, скажите мне, бабушкины следы? За десять лет стены полностью обновляются - это данные статистики. За счет лесонасаждений в северных степях, которые если и дышат, то благодаря труду сотен подвижников. Между прочим, текущий ремонт влетает в копеечку и хозяевам. А нет бы, подсобить королевству, объединив часть своих денег с казенными. - Было бы их, своих, побольше - уломали бы как-нибудь стариков и построились. Так ведь нет их, проклятущих, - Джейн кротко вздохнула, внутренне согласившись на роль главной единомышленницы Стивена. - Значит, следует подумать о том, как бы пополнить казну, - веско заявил Стивен. Он поднялся, с шумом отодвинув стул и ловко подхватил бокал: - За деловые качества Его Величества короля Суэнии, дамы и господа! Кому, как не ему благословить нас на ратный труд. Налейте мне хорошего вина, чтобы мысли варились быстрей. У нас нет времени уповать на чудо и ждать исключений. Следует разработать проект на введение в действие Нового Архитектурного Плана. Тут, пожалуй, Стивен перестарался. Все, почему-то обойдя взглядами возвышавшуюся его фигуру с бокалом, который он держал перед грудью, забыв наполнить, посмотрели вопросительно на Мартина. Но тот, ни на кого не глядя, сосредоточенно, хмуро курил. - Стивен, ПО_ПУ_ГА_И,- скорбно выговорила Джейн. поглядывая с укоризной то на Стивена, то на Мартина. - Страну не раз выручал несгораемый шелк, - сказал угрюмо Стивен. Бокал он незаметно поставил на место, словно тост и комментарии к нему не произносились, но позы трибуна не изменил, - Как известно, в Странах Неестественной Ночи в обмен на этот товар делятся не только новинками в области науки, техники, технологии и культуры, но и выплачивают валюту, за которую можно прикупать стройматериалы и новейшие строительные технологии. А что, если вывезти большую партию шелка? В организованном, целевом порядке? Если кого-то пугает перспектива разбазаривания национального богатства, уточняю: вывоз в данном случае преследует конкретную, разовую цель: реализацию НАП. Сумма от продажи должна покрыть и расходы на воспроизводство проданного материала. Тут надо еще поработать с цифрами. - Ах, господин Стивен, вы придумали замечательную идею, но как справиться с масштабностью! Ведь Суэния таится от Большого Света, хыотя, простите за каламбур, уж чег-чего, а света у нас предостаточно. Приобретая инкогнито необходимые для развития Суэнии новинки, мы, простите за откровенность, ведем себя, как воры. Шелк же вывозим как контрабанду. Большая поставка может привлечь внимание тамошних властей,- Желтый витязь, сделавший это замечание, не выдержал и расплылся улыбкой. По щекам его покатились светящиеся капельки пота, похожие на стеариновые. Витязь радовался, потому что успел высказать вслух то, о чем все, обычно, знали молча. - Никогда не могла понять, зачем им нужен несгораемый шелк. То, что для нас необходимость, для тамошних людей - всего лишь симпатичная тряпка, вставила Джейн. - Надо учитывать эстетический момент, дорогая Джейн, - пояснил Стивен с ласковой развязностью. - Для людей в Странах Неяркого Солнца наш шелк экзотический сувенир. А для смекалистых - ребус. Оговорюсь сразу: ребусом он для них и останется. Сырье для его изготовления, как известно, добывается только в Суэнии. Так что, даже разгадав технологию, тамошние спецы суэнского шелка не создадут. А мы, между прочим, так набили мозги на конспирации, что пора бы уже выпустить дым из ушей. - Господин Стивен, на такую операцию потребуется весь штат сотрудников особого отдела департамента иностранных дел, - торжественно сообщил Желтый витязь истину из разряда общеизвестных. По этой части он составил Стивену конкуренцию, - и еще столько же сверх штата. Согласится ли Почтенный Сильвестр вместе с братьями вести такое количество суэнцев по засекреченной Дороге, где гарантия, что новички, добравшись до Большого Света, не разбегутся с нашим товаром? - К операции можно привлечь офицеров королевского войска. Заметьте, офицеров в мундирах с шелковыми лентами. Кто посмеет обесчестить свой мундир? Следует ходатайствовать перед Почтенным Сильвестром... - настала долгожданная пауза, но теперь никто не знал, что предпринять. Выдвижение собственного плана государственной важности, который был, видимо, заранее заготовлен почти каждым из присутствующих, стало уже неуместным. Стивен захватил центр. Однако в его плане было слишком много неосторожности и несводящихся концов, чтобы у сослуживцев возобладало желание присоединиться. Правда, заманчивая неразбериха была неплохо оформлена и подана на блюде так, что можно было отрезать себе по вкусу с любого краю. Синий витязь посмотрел на Мартина с любезной и в то же время выразительно-напряженной полуулыбкой: - Как вы думаете, Аризонский, Почтенный Сильвестр согласится принять и выслушать нас? В самых широких кругах он только и говорит, что о вас. Люди его убеждений редко кого привечают. Сделав длинную затяжку, Мартин неторопливо затушил папиросу и сказал безветренным голосом: - Насколько мне известно, Почтенный Сильвестр никому в гостеприимстве не отказывает. Наверное вы, Стивен, сможете с ним побеседовать. Замечу только, что в последние недели старец приболел, и я не знаю, пойдет ли беседа на пользу его здоровью. - Да, - сухо сказал Стивен, утвердительно мотнув головой, - Трижды - да, он обвел присутствующих многозначительным взглядом, и присутствующие начали разглядывать Мартина как незамысловатую заводную игрушку, ключ от которой был в кармане самой игрушки. "Мы понимаем вас, Мартин, - говорили эти шелестящие по коже взгляды, - мы очень даже вас понимаем." - Всем все понятно? - деликатно спросил Стивен. И поторопился заверить: Значит, решено/ Ваш покорный слуга выступит ходатаем перед Почтенным Сильвестром. Удачи нам всем, дорогие мои суэнцы. Включили проигрыватель. Закрутилась пластинка, продолжая танцевальную мелодию с места, прерванного вчерашним утром. Это было кстати для Стивена. После того, как все чинно выпили за удачу, он вышел из-за стола первым и пригласил на танец Джейн. Вскоре те офицеры, которым досталась дама, завальсировали; остальные остались сидеть, рассматривая танцующие пары с любезно-снис=== оходительной улыбкой. Стивен, перемещая Джейн между табуретами с подсвечниками, что загромождали прстранство для танцев, то и дело подмигивал сидящим, зазывая в круг. Подмигнул он, дружелюбно улыбнувшись, и Мартину, когда попал случайно в поле его задумчивого взгляда. Со стороны могло показаться, что Аризонский улыбнулся в ответ машинально, но Годар видел, что товарищ его искренне рад празднику, который еще только разгорался. И все же улыбка его была грустной, обращенной больше к своим мыслям. - Жаль, что вас не было здесь вчерашней ночью - тихо сказал Годар, сев к Аризонскому вполоборота. Он попытался передать свое понимание ситуации: Ваше место - в офицерстве войска прежнего состава. Глаза Аризонского на миг вспыхнули. Годар увидел нестерпимую смесь горечи, благодарности и разочарования. Потом огонек вдруг резко отключили, товарищ его вяло отвел взгляд и ничего не ответил. - Прежние витязи совершили поступок. Противозаконный, но благородный. Это лучше, чем ничего. Положительную сторону вчерашних событий отметили даже в радиообращении, - продолжал Годар свои мысли, не спуская с Аризонского вопросительного взора. - Это Нор выступал, - сухо заметил Мартин. - Что ж, он умный человек. На то он и первый шут королевства. - Да, Нор умен, - согласился Мартин задумчиво. - И что мне теперь делать? - это он спросил с иронием, попрежнему не глядя на Годара. - Не знаю, - ответил Годар с нажимом. Чтобы уйти от разговора, который начинал принимать неприятный, непонятный ему поворот, Годар решил присоединиться к танцующим, но вместо него встал Мартин и пригласил, галантно поклонившись, только что освободившуюся девушку. Та, вспыхнув, поспешно согласилась. Пухлое ее личико то розовело, то становилось бордовым, хотя Мартин танцевал молча. Девушка все делала медлительно, сбивчиво, двигалась, словно наощупь и прикрывала иногда глаза. Когда Мартин заметил это, он стряхнул свои мысли, бережно привлек девушку поближе и, наклонившись к уху, что-то шепнул, улыбнувшись мягко и доверительно. Девушка издала жеманный смешок, на всякий случай зарделась, а уж после рассмеялась от всей души и в продолжение всего танца оставалась раскованной и веселой. Аризонский тоже повеселел. Он говорил с девушкой и едва успевал подавать реплики в ответ на какие-то фразы, доносящиеся от других танцующих пар. Светская беседа, вспыхнув посреди танца, захватила всех и вела за собой наравне с музыкой. Годар в танцах не участвовал. Он видел, глядя через весь стол в район пятачка, лабиринт со светящимися коридорами. Сквозной ряд световых колпаков, образованных при помощи устроенной со знанием дела подсветки, бросал на пятачок дополнительный многослойный свет. Похожая на тусклое электричество ночника, желтая полумгла коридоров утомляла его - издали, как устранившегося. Годар стал мрачен. Коридоры попрежнему бежали друг сквозь друга, укорачиваясь или удлинняясь порой за счет перебежчиков, что не меняло границ лабиринта. Потоки человеческих душ, куда бы они ни текли, как бы ни кидались друг в друга, желая набраться сил или, того хуже, поглотить другого без остатка, неизменно стекались в единый поток либо в отдельную ветвь лабиринта. Коридоры продолжали сами себя, дотягиваясь друг до друга и расширяли, создавали лабиринт. Все освещалось ровным, скучным, мутноватым светом свечей. Догадайся кто-нибудь зажечь электрическую люстру - а она имелась в наличии, - и лабиринт был бы разрушен. Люди, живущие им в танце, почувствовали бы себя обделенными и жестоко обозлились. Может быть, они наказали бы человека, включившего электричество, как наказывают в Суэнии тех, кто поднимает в ночи шторы. Однако, сегодня в лабиринте происходило и нечто ему, лабиринту, несвойственное, неподобающее. К середине танца Годар заметил скученность возле Мартина. Назревала пробка - невиданная штука для светящихся коридоров. Лабиринт получил в одной и==з своих ветвей нездоровый узел. Вначале Аризонский, как и Годар прошлой ночью, танцевал легко, с упоением. Красота живого, текущего сквозь душу пространства влекла его. Потом он попробовал нащупать преграду, но не смог и, вместо того, чтобы отчаяться и кидаться на светящиеся стены, замедлил шаг... Шаг его был таким медленным, что, призадумавшись, Мартин почти остановился. И в эту-то минуту кажущейся остановки Аризонский угодил в комнату без дверей и окон. Комнатушка образовалась посреди коридора и состояла из четырех подсвечивающихся стен. Так как комнатушка была мала, она оставляла по всем сторонам от себя пространство для жизни коридора, надо было только научиться обтекать а не струиться насквозь. И все-таки пространство сузилось. Живое вещество менялось медленнее, чем требовалось, назревал тромб. И, понимая это, души спешили. Четыре стены светили изнутри окруженному Аризонскому. Для них он тоже был светящейся стеной, только не прозрачной. Неподатливую эту стену позарез нужно было куда-нибудь переместить, чтобы прикрыться ею в дальнейшем или попросту убрать с глаз долой. Стену невозможно было унести по кирпичикам, разобрав или разрушив. Для успешной операции был необходим ключ, повернув который, можно было заставить стену уйти, куда нужно, самой. Поэтому души - стены комнатушки, отвлекая Аризонского любезным расположением, ощупывали тайком его карманы. Годару это было так отчетливо видно со своего места в светящемся колпаке, что он привстал от изумления и послал Аризонскому долгий выразительный взгляд. Но занятый беседой Мартин, разогретый легкой сентиментальностью мелодии, разомлевший от собственной и чужой доброжелательности, кивал каждой из четырех стен, не замечая, что комнатушка превратилась уж в сейф, вокруг которого образовалась еще одна комнатушка. Стены же новой комнатушки шарили по стенам сейфа, шарили со спины, а к спинам этих последних липли следующие... Годар видел тройной слой стен - там были все витязи и дамы. Он изумлялся, негодовал, мучился, Он готов уже был рассердиться на Мартина! И тут случилось замешательство, вмиг все преобразившее. Мартин заметил взгляд Годара и, не вдумываясь в его значение, махнул ему рукой, высоко подняв ее над всеми стенами. Глаза Аризонского излучали мягкий, добрый, щедрый свет, и свет этот предназначался Годару. Стены, не успевшие проследить за значением жеста Мартина, замешкались и распались. Кто-то благоразумно выключил музыку. Годар увидел, что бывшие стены, обретшие человеческую плоть, смотрят на него, как на вора. Но взгляды были заискивающие, прицельно-доброжелательные. "Ключ!" настоятельно просили эти взгляды. Секунду спустя всем захотелось познакомиться с ним поближе. Но первой сделала шаг Джейн, так как Стивен не сумел скрыть презрения и отвернулся. Джейн и Годар присели на стулья перед черным бархатом шторы. - Почему вы не танцевали? - спросила Джейн, склонив набок голову с родимым пятном на проделе. Годар, довольный поворотом дела, решил поиграть в простачка. - В танце я часто наступаю на ноги, - признался он весело, - я никогда не ставил перед собой цели учиться светским наукам. Двигаться в такт музыке и настроению - это единственное, на что я согласен. Правда, мелодия ингда так увлекает, что сам не ожидаешь, чего натанцуешь. И начинаешь танцевать не хуже профессионального любителя. А иногда - хуже всех. Именно из-за пленительной музыки... Он осекся, заметив, что увлекается откровенностью. Как ни старался Годар спрятать себя, играл он, как всегда, одну из граней своей личности и волей-неволей говорил искренне. Что вполне сходило за блаженную простоту, с которой можно было снимать сливки. - Я тоже нигде не училась, - призналась Джейн с обезоруживающей прямотой, - вся детвора бегала в трехгодичную школу танцев - это так модно, что, не окончить такую школу ну просто стыдно. А я была болезненной девочкой. Я и лицей посещала лишь в периоды ремиссии проклятущей аллергии. Думаете, меня учили гувернантки? Я видела, как танцуют на домашних приемах мама с папой. И научилась сама. Перед зеркалом. Гувернантке я мучить себя не дала: я была стеснительной девочкой. - Я тоже любил учиться перед зеркалом, - собрался было признаться Годар, но одумался и переменил тему: - Не представляю, чем можно болеть в такой солнечной стране. Уж, во всяком случае, не простудами. - А моя аллергия и была солнечной, - грустно сообщила Джейн. - Только выйдешь утречком, и пожалуйста тебе: все лицо в волдырях. Приходилось добираться до Лицея в карете. Другие дети, не понимая, завидовали. Доктора рекомендовали нам эмигрировать в одну из ваших стран - это разрешается по состоянию здоровья. Но папа был очень привязан к Суэнии, и мы с мамой решили остаться. И не жалеем, между прочим. А вы жалеете о том, что переехали к нам? Вопрос был вполне невинный, и Годар ответил, чт приехал не насовсем. - Но как?! - удивилась Джейн. - Вы же сотенный командир суэнского войска. Утром вы примете воинскую присягу и, если все мы будем служить хорошо, получите вместе с другими офицерами должность в королевском Совете. Это только наша, женская, судьбинушка неизвестна. Женщин в Совет пока не допускают. Но, как говорится, поживем - увидим. - Честно говоря, я сам не пойму, как попал в войско, - признался Годар и подумал задним числом, что это вряд ли является для кого-то секретом. На всякий случай он пояснил: - В воинском Уставе, кажется, предусмотрен пункт о приеме на службу иностранцев. Я заметил, что мое имя мелькает в радионовостях так привычно, словно иностранцы призывались на службу и раньше. - Нет, этого раньше не случалось, - заметила Джейн строго и призадумалась, - во всяком случае, на моей памяти. - Поэтому я и сказал, что сам не знаю, как оказался в войске, - повторил Годар, злясь на самого себя. - Да, я понимаю вас, - согласилась Джейн шепотом, и Годар похолодел. Своеобразный человек ваш товарищ Аризонский, - добавила она непринужденно, - король любит его, как сына. Честно говоря, не пойму, как он-то попал в войско. Уж он-то мог и не служить. Может, у него с Кевином особый договор? Сами знаете, Аризонский - человек скрытный. Годар промолчал. Теперь он уже не мог сказать правду. А правда заключалась в том, что он познакомился с Зеленым витязем несколько часов назад - в этой вот комнате. Джейн, видимо, удовлетворило его молчание. - Принесите, пожалуйста, газировки, господин Годар, - очень душно, попросила она кротко, без тени жеманства и деловитости. Отправившись на кухню, Годар добыл бктылку лимонада, откупорил ее о край стола, нашел стакан, и, водрузив на поднос вместе с бутылкой, вернулся ко входу в залу. Подозвав одного из витязей, он попросил передать поднос госпоже Джейн. Сам же исчез и заперся в ванной. С той стороны зеркального стекла в овале растерянно глядел на него моложавый парень с темными кругами под глазами, что доходили чуть ли не до середины лица. Подумалось, что если опять отрастить бороду, придав ей форму, или хотя бы одни усы, вид у него станет не по возрасту солидным, а, даст Бог, и надменным. Таких людей сторонятся, побаиваясь. С такими хитрят дольше, осторожней, а значит есть шанс протянуть время и выработать внутреннюю защиту. Сейчас же главное - внутренне умыться. Другого способа стереть с лица следы растерянности и недовольства Годар не знал. Он подумал о том, что в вертепе находится по крайней мере один приятный человек - Мартин Аризонский, и эта мысль его подбодрила. Черты лица человека в зеркале стали одновременно и резче, и мягче. Это было немного похоже на то, чего хотелось бы. Он усмехнулся. Получилось язвительно, чтотоже иногда помогало. В дверь постучали. Два раза. Очень деликатно. Словно поскреблись. Когда Годар открыл, Серебристый витязь, через которого он передал поднос, наигранно улыбнувшись, сообщил и спросил одновременно: - Я выпонил вашу просьбу. Госпожа Джейн беспокоится, не плохо ли вам, господин Годар, не обидела ли она вас чем-либо? - Мне хорошо, - резко сказал Годар и, выдвинув Серебристого витязя грудью из дверного проема, вернулся в зал и занял свой стул. Джейн, удивленно всплескивая руками, находилась в компании двух витязей-великанов. Стивен обильно жестикулировал в кругу остальных дам. Аризонский же, прислонившись плечом к стене, вдумчиво, с интересом слушал торопливую речь Желтого витязя, который иллюстрироал ее, чертя пальцем по воздуху в сантиметре от стены. - Вы, как скульптор, могли бы поставить дело на профессиональную основу, услышал Годар фразу, произнесенную Желтым витязем громче, чем следовало. - Ну, уж какой из меня скульптор! - засмеялся Мартин. Я всего лишь окончил детскую художественную школу по классу лепки. В одном вы правы - тут нужен свежий взгляд. Свечи сгорели на три четверти, что предвещало свободу от ночи. Потемнели и уменьшились световые колпаки. Годар засмотрелся на пламя одной накренившейся свечи. На его глазах она догорела почти до основания, и пламя, зацепившееся за остаток фитиля, стало необычно ярким, неровным. Он подумал о том, что это уже вторая бессонная ночь. Если удалиться в спальную комнату сейчас, часовой отдых ничего не даст. Стрелки уже близились к пяти. Тем более, что сна не было ни в одном глазу - их застилала пелена из завесившего комнату пламени. Все это сгорит, если не потушить свечу. Можно плеснуть в нее вина - благо, невыпитых бутылок больше, чем пустых. Но спирт только подхлестнет. Тут больше подходит лимонад. Кажется, он апельсиновый. А свежая кожура апельсина не горит это точно. Пламя тронуло плечо. Он равнодушно, искоса посмотрел на то, как сопротивляется огню несгораемая лента, как непроницаемо покрывает мундир, отчего пламя сдается и превращается в дым... - Устали, Годар? - дошел до него знакомый голос. Годар очнулся от дремоты. Рядом сидел Аризонский, положив ему на плечо ладонь. По другую руку от Мартина примостился Желтый витязь и поглядывал на Годара ласково-выжидательно. - Не более, чем остальные, - бодро сказал Годар. - Тогда нам нужен ваш совет. - Вам? - спросил в упор Годар, посмотрев на молчавшего витязя. - Познакомьтесь - это Джим, - продолжал Мартин. - Он предлагает интересную идею и готов оплатить расходы на ее воплощение. Расскажите вы, Джим. Мартин был возбужден, как ребенок. Пока Джим собирался с мыслями, он восторженно сообщил: - Знаете, Годар, товарищ предлагает установить в Скире статую, символизирующую судьбу Суэнии, ее предназначение. Для этого нужна подсказка, образ... Мы должны понять самих себя... - Где предполагается установить памятник - на городском кладбище? перебил Годар, обращаясь к Джиму. - Ну, зачем же так плохо о нас думать, - укоризненно заметил Джим, продолжая ласково жмуриться. - Белый витязь неправильно нас понял, - поспешил заверить Мартин, обращаясь к одному Годару, - Я, наверное, плохо объяснил. Это из-за того, что, работая в художественной школе с глиной, я часто искал именно этот образ... Мне и тогда думалось - если установить на Дворцовой площади статую, каждый невольно задумается и поймет сам себя. Если бы только я знал, о чем следует думать!.. Нужен взгляд человека со стороны. Как вы думаете, Годар, зачем мы здесь, в этом оторванном от цивилизации мире? - Для этого надо знать историю края. А в библиотеке мне предложили лишь сборник преданий. - Искусство родилось из мифа, - блеснул эрудицией Джим. - Это одна из версий, - сухо заметил Годар, - как я понял, произведение должно быть далеким от реализма. - Скульптура должна отражать метафизическую реальность, - Джим не оставлял ровного, вежливого тона, между тем, как Мартин замолчал, и разговор продолжался без его участия. - Вы можете высказать, если пожелаете, свои соображения, замечания и даже пожелания. Если ваше, равно, как и любое другое представление, оформленное в художественную идею, покажется дельным, господин Аризонский возьмет на себя труд выхлопотать разрешение на ее реализацию. Это уже обговорено, не так ли, господин Мартин? - Не надо обо мне беспокоиться! - взвинченно сказал Годар. - Беспокоятся о судьбе государства, - заметил Джим иронично. "Ах ты, черт! Лизоблюды, воры, интриганы! - подумал Годар с горькой, злой радостью от того, что все это написано у него на лице, и подлец, конечно же, вычислит себя и узнает, Ничего не поймет только жертва скирских интриг. Жертвой он считал Мартина! Желтый витязь Джим состоял в третьей шеренге стен, что окружали Аризонского во время танца, ощупывая карманы Зеленого рыцаря через вторые руки. Пусть его поведение выглядит неэтичным или неэстетичным - он не станет разбираться в оттенках синонимов, а возьмет и укажет пальцем. Даже если не поймал за руку. Годар не сразу заметил, что отвечает в своем воображаемом объяснениии с Мартином на изречения шута Нора, которые запомнил накануне на террасе Аризонского. А когда заметил, превел словесный поединок с Джимом в область иллюстрации собственных соображений о том, какой должна быть дружба. - Думаю, следует установить не статую, а скульптурный комплекс. В таких случаях в европейских странах устраивают конкурс на лучший проект. Метафизическое небо целого народа не штурмуют в одиночку. Мастера должны не конкурировать, а дополнять друг друга. Скульптурный комплекс может состоять из работ многих мастеров, объединенных общей идеей. И, если уж разговор зашел в кругу сотенных командиров, каждый из которых разносторонне образован, возьмем лист бумаги и набросаем эскиз, но так, чтобы каждый внес в него свой штрих и ни одна черточка не противоречила бы другой. Желтый витязь возразил вполне искренне, выпустив из внимания все свои цели, как прямые, так и попутные: - Но ведь у каждого - свой стиль. У офицеров разные художественные способности. В итоге получится эклектическая несуразица. Это - утопия. - Подлинное коллективное творчество исключает эклектику. Надо суметь так дополнить друг друга, чтобы соьственный голос растворился в душе творения. - Это все равно, что сорвать с нас шелковые ленты, - убежденно возразил Джим. - Это - фальшивое единство. Я не хотел бы видеть в своем городе подобные творения. Такой Джим Годару немного понравился. Затеяв спор для ушей Мартина, Годар не предполагал, что скажет в следующую минуту. Желая обнажить желание Желтого витязя прникнуть через его, Годара, помыслы в планы Аризонского, чтобы, выявив между помыслами и планами некуб химерическую связь, дергать затем за веревочки, он невольно приоткрыл сердце собеседника и увидел в нем нечто неподдельное. Любовь к Суэнии - это первое, что бросилось ему в глаза. Правда, любовь была насквозь эгоистичной. - А знаете, я уже увидел свой штрих, - сказал Годар серьезно, без издевки. - Представьте солнечный шар, от которого тянутся к земле цепи, связанные металлическими перекладинами. Они напоминают веревочные лестницы. Только непонятно, что к чему приковано Земля ли к Солнцу, Солнце ли к Земле. Кто-то пробует встать на одну из лестниц. Пробует - и не более. Земля покрыта степью. В степи - крошечное королевство. Доволно унылый вид, если смотреть снм\изу вверх, как и смотрят обычно на монументы. Но если рядом имеется старинная башня, куда можно подняться по винтовой лестнице и посмотреть сверху... Если посмотреть сверху, то откроется купол из сияющего золота. То, что представлялось цепями или лестницами - швы, сваи, скрепляющие храм - Храм Солнца... Сквозь прозрачные стены видны люди, которые ходят по своей земле не ведая о том, что живут в храме. Я не знаю, хорошо ли жить в храме. Может, это кощунственно, а может - наоборот... Пусть эту мысль продолжит другой. Пусть она длится от сердца к сердцу, пока не найдет разрешения. - Какой великолепный тост, дорогой Годар! - раздался сердечный голос Джейн. - Именно так и следует действовать - думать от сердца к сердцу, пока мысль не найдет разрешения. Кажется, это последний тост за истекшую ночь. Жаль, что мы так мало выпили и поговорили. И так и не разрезали мой торт, что очень, между прочим, обидно. Годар, осмотревшись, увидел в почти кромешной тьме попыхивающие сигареты. Огарки свечей едва мерцали на корню, распространяя густой запах стеарина. Кто-то неторопливо пробирался к одному из двух окон, чтобы вздернуть штору с первым ударом курантов. Саднили в коже пущенные из темноты иглы взглядов. - Я бы хотел перевернуть храм, как песочные часы, и взглянуть на него поверх Земли. Может быть, стоит сделать наш монумент вертящимся? - тихо сказал Аризонский и зажег, чтобы прикурить, зажигалку. Увидев выплывший из темноты чеканный его профиль, Годар смутился. Он был доволен собой, своим спором с Джимом, общим впечатленьем, произведенным сымпровизированной речью; Мартин же стал неузнаваемо-печален. По голосу Зеленого витязя чувствовалось, что он собирается с мыслями, чтобы сказать что-то выжное для самого себя, отчего был сильно смущен. - Когда я прохожу по улицам, - наконец произнес он после долгой паузы, даже случайные прохожие смотрят на меня так, будто я им чего-то недодал, он опять немного помолчал и мягко продолжил: - Вот и мой товарищ Годар ведет себя так, словно я ему чего-то не сделал, Я угадал, а, Годар?.. Годар почувствовал, что не знает ответа, который бы не огорчил Мартина. Иглы стыда прокалывали кожу изнутри - все сильней, яростней. Отодвинувшись в темноте от товарища, он невнятно промолвил: - Здесь говорили о внешнем враге. О ком шла речь, я так и не понял. - Речь шла о драконе, - сказал Аризонский.