— Нож? — Она недоуменно посмотрела на него. — Вам нужен нож, которым он пользуется за столом?
— Нет, его нож. У каждого молодого человека есть нож.
— Мой сын — солиситор, — сказал священник довольно резко. — Он ведет дела в конторе, а не строгает палки от ничегонеделания.
— Не знаю, сколько раз мне говорилось, что ваш сын — солиситор. Я прекрасно это знаю. Как и то, что у каждого молодого человека есть нож.
После некоторого перешептывания дочь вышла, а затем вернулась с коротким грушевидным предметом, который вручила инспектору с некоторым вызовом.
— Его ботанический совок, — сказала она.
Кэмпбелл с первого взгляда увидел, что это орудие никак не могло оставить порез, который он недавно осматривал. Тем не менее он изобразил значительный интерес, отошел с совком к окну и повернул его к свету.
— Вот что мы нашли, сэр. — Констебль протянул ему футляр с четырьмя бритвами. Одна из них выглядела влажной. У другой на обратной стороне были красные крапины.
— Это мои бритвы, — быстро сказал священник.
— Одна из них влажная.
— Конечно, я ведь брился ею менее часа назад.
— А ваш сын? Чем бреется он?
После паузы:
— Одной из этих.
— А! Так что, строго говоря, они не совсем ваши, сэр?
— Напротив. С самого начала это был мой набор бритв. Я пользуюсь ими лет двадцать, если не больше, и когда моему сыну пришло время бриться, я разрешил ему пользоваться одной из них.
— Что он и делает?
— Да.
— Вы не доверяете ему завести собственные бритвы?
— Ему не нужны собственные бритвы.
— Так почему же ему не разрешается иметь собственные бритвы? — небрежно полувопросительным тоном произнес Кэмпбелл. А не скажет ли он чего-нибудь? Нет, вряд ли. В этой семье было что-то странное, но ему не удавалось определить, что именно. Они не отказывались сотрудничать, и одновременно он чувствовал, что они что-то утаивают.
— Он вчера поздно выходил? Ваш сын?
— Да.
— И надолго?
— Не могу сказать. На час. Может быть, и дольше. Шарлотта?
И опять жена потратила неправомерное время, чтобы обдумать простой вопрос.
— Полтора часа, час и три четверти, — наконец прошептала она. Времени более чем достаточно, чтобы побывать на лугу и вновь вернуться, как Кэмпбелл сам только что убедился.
— И когда это было?
— Между восемью и половиной десятого, — ответил священник, хотя вопрос был задан его жене.
— Он ходил к сапожнику.
— Нет, я имел в виду после этого.
— После этого? Нет.
— Но я же спросил, выходил ли он поздно, то есть ночью, и вы сказали, что да, выходил.
— Нет, инспектор, вы спросили, выходил ли он поздно, то есть вечером.
Кэмпбелл кивнул. Нет, он не дурак, этот служитель церкви.