— За ваши грехи? Но вы ведь не доите коров и не подковываете лошадей.
— Само собой разумеется. Возможно, я облокотился о калитку, ведущую на луг, где пасутся коровы.
— Вчера ночью шел дождь, а сегодня утром ваши сапоги были мокрыми.
Молчание.
— Это вопрос, мистер Идалджи.
— Нет, инспектор, это провокационное утверждение. Если они и были мокрыми, это меня не удивляет. Проселки в это время года редко бывают сухими.
— Однако луга мокрее, а вчера вечером шел дождь.
Молчание.
— Значит, вы отрицаете, что выходили излома между девятью часами тридцатью минутами вечера и до зари.
— Заметно после зари. Я выхожу из дома в семь двадцать.
— Но доказать вы этого никак не можете.
— Напротив. Мы с отцом спим в одной комнате. На ночь он всегда запирает дверь.
Инспектор остолбенел. Он поглядел на Парсонса, который как раз записывал последние слова. Сметанные на живую нитку алиби давно перестали его удивлять, но тем не менее…
— Извините, но не могли бы вы повторить ваши последние слова?
— Мы с отцом спим в одной комнате. На ночь он всегда запирает дверь.
— И как давно продолжается… этот распорядок?
— С тех пор, как мне исполнилось десять лет.
— А теперь вам?
— Двадцать семь.
— Понимаю. — Кэмпбелл ничего не понимал. — И ваш отец… когда он запирает дверь, вы знаете, куда он кладет ключ?
— Он его никуда не кладет, а оставляет в замке.
— Так что вам совсем не трудно уйти из комнаты?
— Мне незачем уходить из комнаты.
— Естественная потребность?
— У меня под кроватью стоит ночной горшок, но я никогда им не пользуюсь.
— Никогда?
— Никогда.
— Ну хорошо. Ключ всегда в замке. Так что вам не пришлось бы его искать?
— Мой отец спит очень чутко, а сейчас страдает от прострела. И легко просыпается. А ключ при повороте очень громко скрипит.
Кэмпбелл только-только не рассмеялся ему в лицо. Да за кого он их принимает?
— Все это выглядит поразительно удобным, сэр, если вы разрешите мне так сказать. Вам никогда не приходило в голову смазать замок?
Молчание.
— Сколько у вас бритв?
— Сколько бритв? У меня нет ни одной бритвы.
— Но вы же бреетесь, я полагаю.
— Бреюсь одной из бритв моего отца.
— Почему вам не доверяют иметь собственную бритву?
Молчание.
— Сколько вам лет, мистер Идалджи?
— Сегодня я уже три раза ответил на этот вопрос. Может быть, вы заглянете в свои заметки?
— Двадцатисемилетний мужчина, которому не разрешается иметь собственную бритву, которого каждую ночь запирает в спальне отец, спящий очень чутко. Вы понимаете, насколько вы редкий индивид?
Молчание.
— Исключительно редкий, сказал бы я. И… расскажите мне про животных.