В трехкомнатном номере отеля, в котором поселились летчики, Дэн чувствовал себя запертым в четырех стенах. Но и на улицах города он не мог до конца ощутить свободу. Городской шум и суета, казалось, душили его, снова загоняя в гостиничный номер. И там он слонялся из угла в угол, чем изводил Бена и Макса. В конце концов, Бен не выдержал:
— Долго ты еще будешь ходить из угла в угол? Ты нарезаешь круги, как на стадионе. Может, тогда пойдешь и сделаешь пару пробежек? Это лучше, чем изводить меня здесь. И вообще, что с тобой происходит? — Спросил он уже более мягко.
Дэн остановился посередине комнаты и внезапно понял, что причина его раздражения и навязчивой тоски отчасти кроется в Максе, отчасти — в том, что он встречается с женщиной, которая ему очень нравится. Но он не мог пока признаться в этом никому, не рискуя потерять хорошие отношения со своими друзьями, а потому сказал:
— Если бы я знал, Бен… Но вся беда в том, что я не знаю, что со мной происходит.
— Не понимаю.
— Все дело в том, что раньше я легко подбирал название все чувствам и ощущениям, которые испытывал, а сейчас, — увы, — он пожал плечами, — не могу. Поэтому и бегаю из угла в угол.
— Ох, Дэн! — Вздохнул Спадс. — Ну, и трудный же ты человек.
— Таким я родился, да таким я, наверное, и умру.
— Весьма оптимистично звучит.
— Извини. Не хотел портить тебе настроение.
— Да ладно! Все равно оно у меня неважное. Я скучаю без Мейбэлл.
Вот она — разгадка, которую он так долго искал! Все они скучают по своим девушкам. Но проблема в том, что Дэн и Макс скучали по одной и той же девушке — по Джессике Бичем. Джессика! Ну, конечно! Он тоже скучает по ней, по ее негромкому смеху, по ее прекрасным глазам, по ее очаровательным улыбкам, которые принадлежат не ему. И что же ему с этим делать? Как продержаться эти три дня рядом с человеком, который постоянно говорит о ней? Нет, это выше его сил! Скорее бы уже закончилась эта нестерпимо долгая поездка!
— А знаешь, — сказал вдруг Дэн. — Пожалуй, ты прав.
— В чем?
— Пойду сделаю пробежку, а то я что-то совсем раскис и потерял форму. Не хочешь пробежаться со мной?
— Нет, — покачал головой Бен. — Я останусь здесь. Мейбэлл обещала позвонить сегодня. Буду ждать ее звонка.
— Ладно, — отозвался Дэн, — как хочешь.
И он пошел переодеваться.
Лос-Анджелес, 1980
Джессика Бичем была очень красивой женщиной, но воспринимала она свою красоту не как дар природы, а как нечто, данное ей в тягость или в наказание. Это была поистине ошеломляющая красота, которая никого не оставляла равнодушным. В восемнадцать парни и зрелые мужчины не давали ей покоя, приставая к ней по поводу и без повода. Они ходили за ней по пятам в кафе, супермаркетах, кинотеатрах. Хорошо, что круг их доступа был относительно ограничен, поскольку отец ее, известный художник-модельер, Рональд Бичем, был давним другом Джефферсона Уайтхорна и вращался в высшем обществе, постепенно приобщая к этим кругам и свою единственную дочь. Мужчины здесь были вежливыми, галантными и обаятельно красноречивыми. Но только на людях. Едва они выходили за порог дома или ресторана, где проходил светский раут, они становились обычными плейбоями и бабниками, которые не пропускали ни одной юбки. И юная Джессика, как ни старалась, не могла избежать их ухаживаний. Да и отец поощрял их, надеясь таким образом, что она подцепит какого-нибудь богатого сыночка и составит хорошую партию вкупе с приданным, которое он даст. Ее первым мужчиной оказался женатый человек, очень влиятельный и очень известный в политических кругах. Когда его жена узнала об их связи, разразился крупный скандал. Рональд, чтобы загладить вину перед дочерью и перед обществом, отправил ее от греха подальше — на побережье Испании. Там она училась искусству дизайна, создала свою первую коллекцию, которую публика приняла на ура и через два года вернулась домой, чтобы сообщить отцу о предстоящем замужестве. Ее женихом был красавец-манекенщик, охотник за наследством. Влиятельный папа навел о нем справки и положил конец их отношениям, строго-настрого запретив дочери в течение ближайших пяти лет посещать Испанию. Джессика крупно поругалась с отцом, но осталась в Лос-Анджелесе. Ей было двадцать лет.