В первом ряду толпы стоит стройная шеренга окольчуженных солдат. Глухие щиты-павезы, надвинутые шлемы и острия пик, торчащие из-за щитов. Заходящее солнце окрашивает их в красный цвет. Над спинами первой шеренги поднимаются арбалеты. Много, не менее полусотни. На заднем плане видны горожане. На лицах, насколько я могу отсюда рассмотреть, написано смущение и растерянность.
– Кто это?
– Не знаю. Но это явно не городское ополчение. Они пришли ещё три часа назад. Но в первые ряды не лезли, чего-то ждали. Стоят вот так уже минут двадцать. Толпу оттеснили и в первые ряды не пускают.
– Это только здесь так?
– Везде – то же самое. Они чего-то ждут… Просто здесь площадь относительно широкая, оттого их тут и больше, чем в других местах. Все-таки вероятность нашего прорыва тут выше, чем где-то ещё. Там переулки узкие, десяток-другой перекроет их без проблем. А если еще и стрелков добавить – вообще ловить нечего.
Ещё раз выглядываю в окно – где же Мирна?
Вот и она.
Перед шеренгой, метрах в тридцати от неё. На земле рядом с ней наклонилась на бок, тяжелая по внешнему виду, корзина. От дома её отделяют те же тридцать метров.
– Давно она тут?
– Совсем недавно, только вышла.
– И солдаты её пропустили?
На меня с удивлением уставилось несколько пар глаз.
В чём дело?
– Никто, ни король, ни епископ не может остановить своим приказом целителя, идущего к больному или раненному, – разводит руками Таген. – И ни один солдат не выполнит такого приказа, если он его получит.
Я чего-то не знаю?
– Почему?
– Если этот человек умрет, то любой сможет сказать солдату – ты не пропустил целителя и оттого смерть больного на твоей совести. Это тяжкий грех – препятствовать исцелению. Никакое покаяние не снимет его. Причём, это касается также и лица отдавшего приказ. Если родственники умершего его ранят или даже убьют – это их право. Суда не будет.
Однако!
– И… часто так бывает?
– За последние сто лет такого случая не было.
– Почему же тогда Мирна не входит в дом?
– Мы, вернее, ты – можешь её не впустить. Тогда – грех воспрепятствия исцелению на тебе. Но и назад она уже не уйдёт. Выйдя за линию солдат, она почти, что умерла для всех остальных. Вернуться назад она может только вместе с нами.
– Или?
– Или не вернется совсем. Если она повернёт назад – её убьют арбалетчики.
– Откройте мне дверь!
Вместо ответа Лексли показывает мне на две группы стрелков.
– Смотри, они держат на прицеле двери и окна. Явно ждут того, кто выйдет из дому.
– Хочешь сказать, что они ждут меня?
– А откуда тут вообще взялись эти солдаты? Да ещё в таком количестве? Только на первый взгляд их здесь не менее пятисот человек! Наверняка, это еще не все, кто-то сидит на крышах и у окон.