Хаттинг просто кивнул. Он не мог поднять глаза на Яуберта.
— Всю ночь?
Кивок. И снова молчание.
— Этого больше не повторится, — сказал Хаттинг и разрыдался.
Глаза у Гриссела запали, вокруг них залегли темные круги, кожа стала иссиня-желтой. Он был похож на тяжелобольного, но жадно ловил каждое слово Яуберта. Он тосковал по обычной жизни, по работе, по повседневным делам. Ему не терпелось поскорее выписаться из санатория. Яуберт сидел на металлической койке, на голом матрасе. Бенни сидел на другой койке, задрав ноги. В санатории было тихо, как в мавзолее.
— Начиная с завтрашнего утра Сниман будет следить за Нинабером. По вечерам его будет подменять Лау. Вот и все, кто у нас есть, Бенни.
— Неужели все-таки он? — Голос у Гриссела был слабый, как будто он говорил издалека.
— Не знаю, Бенни. Нинабер — парикмахер. Или, как сейчас говорят, стилист. Среди них много геев. Я был у…
Надо было вспомнить, когда он встречался с Анной Босхофф. Неужели сегодня? У него было чувство, будто с тех пор прошло много времени. В присутствии Анны Босхофф ему было неловко; Яуберту хотелось посмеяться над собой и рассказать о ней Бенни Грисселу, но он просто смущенно улыбнулся.
— Бенни, сегодня я познакомился с одной красивой женщиной. Доктором криминалистики. Она считает, что убийца может оказаться гомосексуалистом. Нинабер женат, но он парикмахер…
— Мой племянник в Данилскёйле тоже парикмахер, но оприходовал всех фермерш в округе.
— Бенни, пока это все, что у меня есть. Дело в том, что Нинабер лжет. Не знаю, в чем или как, но лжет. Он скользкий, Бенни. Скользкий, как угорь.
Яуберт глянул на часы. Половина одиннадцатого. Медсестра разрешила ему побыть здесь только пятнадцать минут.
— Капитан, я хочу помочь.
— Придешь, когда будешь готов. — Яуберт встал. — Спокойной ночи, Бенни.
Яуберт шел по палате. Шаги звучали гулко. Он почти дошел до двойных дверей, когда Гриссел окликнул его:
— Матт!
Яуберт остановился, оглянулся.
— Почему бы тебе не пригласить на свидание красивую женщину? Доктора криминалистики.
Он стоял в полумраке и смотрел на фигуру, сидящую на больничной койке.
— Может быть, Бенни. Спокойной ночи.
В квартале от дома он остановился на главной дороге и опустил стекло, чтобы дым от «суперлегкой» сигареты выдувало наружу. Сзади послышался оглушительный рев; вскоре рядом затормозил большой мотоцикл. Мотоциклист в черном шлеме смотрел прямо перед собой; за ним сидел пассажир.
Яуберт инстинктивно вскинул голову и увидел в узких прорезях шлема глаза Ивонны Стоффберг.
Как только на светофоре загорелся зеленый свет, мотоцикл взревел и умчался вперед. Яуберту не составило большого труда угадать, кто это. У рыжего соседского мальчишки по фамилии Преториус есть мотоцикл «Кавасаки». Ночь понедельника. Почти полночь. Глаза Ивонны Стоффберг.