– Я ничего не видел, – повторил Вернер.
– И я не видел, – с озабоченным видом заметил Хартвиг. – Тролль оглушил меня, и я отключился. А когда очнулся, все уже было кончено.
Вернер попытался подняться, но сразу же застонал, прижимая руку к болезненно пульсирующей ране на боку.
– Крепко тебя задели, – сдвинул брови Хартвиг. – Встать сможешь?
На этот раз юноша не стал отказываться от помощи воина и оперся на его руку, чтобы подняться. Удалось это ему с трудом: ноги не слушались, правая ступня совершенно отекла, сделавшись слишком большой для узкого башмака, к тому же вся нога до колена зудела и чесалась еще пуще прежнего. Вернер запустил руку под штанину, нащупал густую жесткую шерсть и похолодел, вспомнив слова Гидеона.
Заклятие начало действовать! И в тот самый момент, как только он убил первого орка. Ничего более дурацкого и вообразить нельзя. Вернер едва не заскрежетал зубами. Он спасал собственную жизнь и жизнь своих попутчиков, а заклятие, наложенное Гидеоном, посчитало смерть вонючего орка за возмутительное преступление, достойное наказания.
– Болит? – навис над ним Хартвиг.
Вернер торопливо одернул штанину, радуясь, что вокруг темно. Потом посмотрит, что там такое. А воину это видеть ни к чему, что бы там ни было.
– Идти можешь? – спросил тем временем Хартвиг.
Вернер кивнул и оперся на подставленное плечо. Лицо воина исказила болезненная гримаса.
– Да ты и сам ранен! – воскликнул юноша.
– Пустяки, – поморщился Хартвиг. – До Трамории дотерплю.
– А что в Трамории? – не понял Вернер.
– Не что, а кто. Монахини и послушницы. Да будут благословенны эти женщины, никогда не отказывающие в исцелении старому вояке. – Хартвиг попытался улыбнуться разбитыми губами, и от этой вымученной улыбки Вернеру сделалось горько. А еще горше – от воспоминания о том, что юной послушнице, сопровождавшей их отряд, уже никто не поможет. – А вот моей госпоже не пристало ждать, – обеспокоенно добавил он.
– Что с ней? – встрепенулся Вернер.
– Ранена, – коротко ответил Хартвиг, выдергивая из земли факел. – Идти сможешь?
Вернер с готовностью кивнул и, опираясь на плечо воина, поковылял к перевернутой карете, переступая через покалеченные тела орков. От жуткой картины ему сделалось не по себе: некоторые орки были словно перерублены надвое, попадались и безголовые, и разорванные на части.
Заглядевшись по сторонам, Вернер споткнулся. Под ногами звякнуло железо. В первый миг юноша решил, что наступил на меч, но потом заметил знакомую, сверкающую новизной крестообразную верхушку. Посох Адонии!
– Да, жалко девочку, – глухо сказал Хартвиг. – Не надо было ее слушать.