— И, несмотря на это, ты заставляешь сотни рабочих спускаться туда ежедневно?
— Уж не хочешь ли ты читать мне нравоучения, Артур? — сказал Берков, сердито нахмурив лоб. — Мне было бы очень странно слышать их от тебя. Ты, кажется, от скуки ударился в филантропию. Брось лучше! В сложившихся обстоятельствах это очень дорогая забава. А о том, чтобы не случилось несчастья, я и сам забочусь, потому что это причинило бы большие убытки, что было бы весьма некстати. Все, что необходимо, исправляется, а на капитальный ремонт у меня теперь нет денег, да и работы я не могу остановить даже на самый короткий срок, в чем ты же и виноват: припомни, как ты сорил деньгами перед свадьбой. Вообще я не понимаю, отчего ты вдруг стал заботиться о делах, на которые прежде не обращал никакого внимания. Думай лучше о зимних увеселениях и выездах в резиденции, а мне предоставь заботу о делах, в которых ты ровно ничего не смыслишь.
— Да, папа, абсолютно ничего! — подтвердил молодой человек с упреком. — Ты хорошо позаботился об этом.
— Ты, кажется, обвиняешь меня? — вскричал Берков. — Разве ты не пользовался всеми удовольствиями жизни? Разве я отступил перед какой-нибудь жертвой, чтобы ты мог наслаждаться жизнью? Разве я не оставлю тебе огромного состояния, тогда как сам начинал без гроша в кармане? Разве, женив тебя на баронессе Виндег, я не ввел тебя в дворянское общество, к которому со временем ты сам будешь принадлежать? Желал бы я видеть отца, который столько же сделал для своего сына, как я!
Во время этой речи Артур молча смотрел в окно, когда же Берков закончил, он повернулся к нему.
— Ты прав, папа! Я вижу, что тебе теперь некогда выслушать меня. Итак, поговорим после обеда! — сказал он и вышел из комнаты.
Берков смотрел ему вслед, покачивая головой. Последнее время он все чаще не понимал сына. В настоящую минуту ему действительно было очень некогда. Он быстро запер письменный стол, взял шляпу и отправился к ожидавшим его для совещания служащим; выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Около одной из шахт собралась толпа рудокопов, которые должны были спуститься на смену своим товарищам; они ждали оберштейгера, который еще не явился. Тут были люди разных возрастов, рабочие самых разных профессий, какие только существуют на рудниках, а также все штейгеры. В центре толпы, скрестив на груди руки и поставив ногу на ступеньку, стоял Ульрих Гартман, и, хотя в эту минуту он ничего не говорил, сразу было видно, что среди рабочих он пользовался огромным авторитетом.
Несмотря на не слишком подходящее для серьезного разговора время, рабочие живо обсуждали свои наболевшие проблемы.