Захариэль взглянул на брата, опасаясь насмешки.
— Подумай сам. Из всех времен истории Калибана нам повезло родиться в один период с такими людьми, как Лион и Лютер. Мы успеем принять участие в кампании против великих зверей.
— Ну да, конечно, это великое счастье — отправиться в леса и встретиться лицом к лицу с чудовищами, которые либо проглотят нас целиком, либо разорвут на части.
Теперь Захариэль был уверен, что брат его поддразнивает. Ведь Немиэль всегда был склонен похваляться, какого смертельно опасного монстра он убьет, как только ему позволят ответить на вызов и проявить свою отвагу в бою против великого зверя.
Он не стал отвечать на насмешку и с пылом продолжал:
— Но мы здесь, мы претенденты Ордена и когда-нибудь станем рыцарями!
Захариэль широким жестом обвел зал: высокие стены, ряды оружейных стендов, спираль на полу и гигантскую мозаику с символом Ордена — повернутым клинком вниз мечом.
— Посмотри вокруг, мы учимся, чтобы стать рыцарями и избавить наш мир от угрозы нападения зверей. День, когда будет убито последнее из чудовищ, войдет в историю Ордена и всего Калибана, и его не забудут и за тысячу лет. История творится на наших глазах, и, если нам повезет, мы будем присутствовать при этих событиях.
— Все это верно, братец, — согласился Немиэль. — Люди будут говорить, что мы жили во времена перемен, правда?
— Времена перемен?
— Ты должен помнить, об этом нам говорил мастер Рамиэль, когда мы были еще новичками и оставались в темноте за дверями Ордена, прося нас принять.
— Я помню, — сказал Захариэль, хотя от той ночи, что они провели у дверей крепости-монастыря Ордена, у него в памяти почти ничего не осталось, кроме ужаса перед тьмой ночи и скрывающимися в ней хищниками.
— Он говорил, что эта фраза пришла к нам с древней Терры, — продолжал Немиэль. — Когда люди переживали периоды великих изменений, какие-то повороты истории, они называли их «временами перемен». Существовало даже такое выражение: «Пусть тебе доведется жить во времена перемен». Так они и говорили.
— Пусть тебе доведется жить во времена перемен, — повторил Захариэль. — Мне нравится. Само выражение звучит отлично. Я понимаю, что рыцарям не подобает верить в такие вещи, но эти слова звучат как молитва.
— Они и были молитвой, только в плохом смысле. Такие слова они говорили своим врагам. Это было, скорее, проклятие.
— Проклятие? Я не понимаю.
— Мне кажется, они предпочитали спокойную жизнь. Они не хотели ни кровопролитий, ни потрясений. Они не стремились к переменам. Наверное, они были счастливы. Хотели прожить долгую жизнь и умереть в своих постелях. Я думаю, они считали свою жизнь превосходной. И меньше всего хотели, чтобы какой-нибудь поворот истории все разрушил.