Счет времени потерялся давно. Один рядовой, правда, вел некое подобие календаря, делая засечки на шершавой кирпичной стене. Каждое утро он первым делом подходил к ней и гвоздем процарапывал очередную вертикальную полоску, что означало — день начался. Правда, никто не помнил точно, какого числа появилась первая засечка, и выяснить точное число не представлялось возможным.
Но вчера рядового убило, немецкая пуля попала ему в голову. Кожевников даже не знал имени этого солдата. Просто еще один безымянный защитник Отечества, погибший, сражаясь за Цитадель.
Солдаты сразу назначили на его место рядового Мамочкина, так как он был самым молодым. Мамочкин вяло отбрыкивался, но его все рано единогласно избрали ответственным за календарь. Мамочкин, глубоко вздыхая, теперь каждое утро делал зарубки на стене. Все понимали, что истинного числа не знает никто, но иллюзия упорядоченности как-то успокаивала.
Спустя какое-то время приунывший Мамочкин бросил корябать черточки на стене, заявив, что бессмысленно тратить силы на такую ерунду. Анисимов хмуро посмотрел на рядового, но ничего не сказал.
Но проход в другие казематы они все-таки нашли. И обнаружил его, как ни странно, Мамочкин. Однажды он зажег факел и отправился по большой нужде. Обычно солдаты далеко не заходили, но рядовой решил уйти вглубь. Он примостился в темном углу рядом с завалом, держа факел перед собой. Огонь тускло освещал темные мрачные стены подземелья, как вдруг маленькое пламя еле заметно дрогнуло. Мамочкин медленно повел факелом из стороны в сторону. Огонек больше не дрожал. Рядовой решил было, что ему показалось, как пламя опять чуть-чуть дернулось. Мамочкин поднес огонь к завалу и увидел, что с той стороны есть сильная тяга. Факел погас.
Натянув штаны и придерживая их одной рукой, Мамочкин побежал к Анисимову.
— Товарищ старший лейтенант, — запыхавшись, докладывал он, — тама сильная тяга.
Дремавший Анисимов не сразу сообразил, в чем дело.
— Чего тебе, рядовой? — уставшим голосом спросил он, открывая глаза.
Немного обиженный, что его не понимают, Мамочкин принялся объяснять:
— Я пошел до ветру, сел, а тама ветер.
— Что ты несешь? — никак не мог взять в толк старший лейтенант.
Вконец растерявшийся Мамочкин начал заикаться. Пришлось звать Кожевникова. Тот успокоил парня и выяснил у него, что, судя по всему, есть проход к туннелю, из которого может быть выход наружу.
Уже через пять минут Анисимов разглядывал завал, внимательно подносил факел, смотрел на мерцающее, подергивающееся пламя.
— Кажется, оно, — сказал он Кожевникову.