Согласно указателю, мы находились в Гаррисберге, штат Пенсильвания, и Дмитрий умело вел машину по забитой дороге с оживленной торговлей по сторонам; наш хвост не отставал.
— Как ты собираешься заполучить новую машину? — настороженно спросила я.
Он проигнорировал мой вопрос.
— Слушай внимательно. Это очень, очень важно — чтобы ты сделала все в точности так, как я скажу. Никакой импровизации. Никаких споров. В том автомобиле стражи, и к этому моменту они уже предупредили всех здешних стражей — возможно, даже и человеческую полицию.
— Но если полиция схватит нас — будет еще больше проблем.
— Алхимики все уладят и обеспечат, чтобы мы снова оказались в руках мороев.
Алхимики. Я могла бы и догадаться, что без них тут не обойдется. Они представляли собой тайное сообщество людей, защищающих интересы мороев и дампиров, обеспечивающих сокрытие от человечества сам факт нашего существования. Конечно, алхимики делали это не по доброте душевной. Они считали нас дурными, противоестественными созданиями и главным образом стремились добиться того, чтобы мы оставались на периферии человеческого общества. Беглые «преступники» вроде нас создавали проблему, в решении которой они определенно захотят помочь мороям.
Голос Дмитрия звучал твердо и повелительно, взгляд его неустанно скользил по сторонам дороги.
— Что бы ты ни думала по поводу того, что за тебя все решают, как бы ни огорчалась из-за этого, ты знаешь — и мне известно, что ты знаешь, — что я ни разу не подводил тебя, когда на кону стояла наша жизнь. Ты доверяла мне раньше. Доверься и теперь.
Мне хотелось сказать ему, что он не совсем прав. Однажды он подвел меня — когда позволил стригою одолеть себя, продемонстрировав тем самым собственную небезупречность; тогда его невероятный, божественный образ в моем сознании разбился вдребезги. Но что касается моей жизни? Да, он всегда обеспечивал мою безопасность. Даже когда он был стригоем, я до конца не верила, что он может убить меня. В ночь нападения на Академию, ту самую, когда его превратили в стригоя, он тоже велел мне беспрекословно повиноваться ему, не задавая вопросов; тогда это означало уйти, предоставив ему сражаться со стригоями, но я подчинилась.
— Ладно, — ответила я. — Сделаю все, что скажешь. Только не надо разговаривать со мной свысока. Больше я не твоя студентка. Теперь мы равны.
На мгновение оторвавшись от дороги, он бросил на меня удивленный взгляд:
— Мы всегда были равны, Роза.
Растаяв, я не сообразила, что ответить, а потом уже было поздно — он снова стал сама деловитость.