На КП по-прежнему оставался на своих местах расчет, но в наступившей тишине Скорнякову казалось, что люди покинули помещение, что вокруг него — устрашающая пустота; из подвешенных к потолку плоских плафонов едва струился слабый свет, высвечивая почерневшее лицо командующего. Все сидели, стояли только двое: он и Лисицын, и оба, как и все остальные, смотрели в одну точку — туда, в очерченный на планшете красным овалом район, куда двигался светлый с вытянутым вперед острием треугольник неопознанного самолета. Лисицын стоял позади АРМа, Скорняков же, издерганный беспрерывными докладами по селектору о расстоянии между самолетом и овалом района, собственными сталкивающимися противоречивыми мыслями, медленно ходил позади ряда кресел, ни на мгновение не выпуская из поля зрения символ неизвестного самолета.
О чем в эти часами тянувшиеся минуты думали Седых, Прилепский, Смольников, Тужилин? Одному действительно теперь трудно принять решение. Но и они молчат. Неужели все так сложно и запутанно, что десятки людей бессильны найти нужное решение… В военном деле такая обстановка случается часто, ибо нигде в других областях деятельности человека не бывает столько сложных, неизвестных, запутанных ситуаций. И чем сложнее становится техника, тем больше требуется людского напряжения, чтобы уяснить все до мелочи, не упустив ни одного факта и явления.
Он на мгновение отвел взгляд от планшета и заметил о чем-то шептавшихся Седых и Тужилина. Ну конечно, советуются, прежде чем что-то предложить. С «мелочевкой» лезть ни к чему, значит, надо обговорить совместно, И, будто почувствовав на себе взгляд командующего, Седых поднялся и предложил:
— Немедленно предупредительный залп из пушек и, если не отвернет, огонь на уничтожение!
Какое-то время Скорняков молчал, нервно поджимая губы и сверля взглядом табло. «Седых и Тужилин правы, — думал он, — обстановка обострилась, пора переходить к решительным действиям». Взглянул на Лисицына. Тот стоял молча, отрешенно смотрел на планшет.
В тишине зала прозвучал приглушенный голос Скорнякова: «Предупредительный залп из пушек!»
Где-то вдали от КП, в густых ночных облаках, озаряя вспышками кабины летчиков, грохнули залпы пушек. Из динамика ГТС донесся сочный бас полковника Беловола:
— Ракеты на установках, к пуску готовы!
До этой минуты в Скорнякове еще жила надежда на то, что все вот-вот уладится, неопознанный самолет в одно мгновение превратится в обычный рейсовый; надежда теплилась в нем с тех минут, когда на планшете появился символ новой цели, и вот теперь ему больше всего на свете хотелось, чтобы произошло именно так и не иначе; державшая в напряжении внутренняя скованность росла по мере того, как перехватчики подходили к цели и поступала информация о подготовке ЗУР. Он реально ощутил приближение того момента, который станет — хотел бы он этого или не хотел — точкой отсчета в его судьбе. Он сильнее сцепил зубы, крепче вдавил подушечки пальцев в кресло и бросил взгляд вдоль ряда АРМ. Отметил, что теперь уже все стояли позади кресел, не двигаясь, нацелившись на планшет, лица людей были похожи на негативные отпечатки фотографий: потемневшие, с провалами вместо глаз, застывшие в одном положении.