Постоянная борьба художницы с собой выражалась в непрекращающемся самокопании и самокритике. Но снова и снова освобожденная творческая сила находила себе выход и «заставляла» пациентку работать, несмотря на самокритицизм. Она сообщила: «Для меня установилась спокойная жизнь. Трудно сказать, какая она — очень плохая или сносная; я начала рисовать не рассуждая. В конце концов, это мои собственные идеи. Я продолжаю выполнять упражнения Шульца. Они работают и даже вызывают ощущение тепла. Но самое важное то, что я снова могу молиться! Уже в течение нескольких недель я все время читаю молитвы, иногда против своей воли. И тогда мне трудно продолжать рисование».
Эти заметки свидетельствуют о том, что пациентка искренне пытается утвердить в себе религиозное чувство, борется за него: «Снова и снова Бог становится недоступным, непостижимым... Только в молитве Бог становится ближе. Я должна снова и снова стараться создавать своего Бога. Я думаю, что это свойство человеческого бытия, и оно существует, вероятно, потому, что этого хочет Бог. Часто я больше молюсь, чем рисую, — рисовать гораздо труднее. Но это в любом случае греховно». Далее: «Я нахожу Бога только в радости. Но затем я чувствую экстаз. Я по-прежнему не совсем готова страдать. Но каждый день я узнаю слишком мало, чтобы жертвовать своим Айзеком... Бог чего-то хочет от меня, я должна узнать — чего. Иногда я готова закричать от радости — жизнь прекрасна, прекрасна, прекрасна!»
Пациентка, кажется, так же скептична по отношению к своей живописи, как и в отношении своей религиозности: «Некоторые вещи мне представляются весьма подозрительными. Например, то, что я прихожу к вам с этими проблемами. Женщины любят украшать себя Богом. Я могу с таким же успехом пойти к священнику». Или: «Меня озадачивает то, что я нахожу свой путь к Богу именно сейчас... Я не думаю о том, чтобы стать проводником к Христу! Я не хочу иметь с Богом никаких дел. Я хочу Бога без эротизма и без надежды на справедливость». В другой раз «Я не хочу любить Бога только потому, что N.N. не заботится обо мне. Если бы все молящиеся шли этим путем, я бы открыла братство! Люди живут здесь для любви, Бог, которого я хочу, не может выразить этого в словах. Это больше того, что я могу увидеть: я должна познать — как правильно страдать. Я опять страдаю не так, как надо; но без благодати я, вероятно, не смогу страдать осмысленно».
Для того, чтобы освободить пациентку от того, что угнетало ее, ей предложили припомнить какие-либо религиозные впечатления, которые в детстве могли бы ее напугать. Она рассказала, что была крещена в католичестве, ее окружали равнодушные люди. В возрасте 14 или 15 лет она испытала религиозный кризис. «Почему плоть называют греховной? Я не могла этого понять. Я перешла в протестантизм; для меня это означало — нанести удар по авторитарности. Я не знаю, когда я молилась последний раз; снова молиться я начала во сне, в котором впервые ощутила (именно «ощутила») образ Бога: бесконечно яркий и неправдоподобный, совсем не человеческий... Нет смысла просить Бога о покровительстве. Единственное, что достойно Бога — любить Его ради него самого».