– Пойдем, Ганс, – шепнула она собаке. – В конце концов, нам с тобой терять уже нечего, кроме нашей собачьей жизни…
Набравшись храбрости, Яна сделала шаг, еще шаг, и, когда всего несколько шагов отделяло ее от кабинета, Ганс в два прыжка обогнал ее и отважно выпрыгнул навстречу опасности. Яна испугалась за Ганса не меньше, чем он за нее, и бросилась за ним. Собака молчала, разглядывая нечто, стоящее неподалеку от шкафчика с «лекарством», и только тихонько ворчала, обнажив белоснежные зубы.
Яна тоже увидела нечто, но выглядело оно как-то уж слишком по-человечески для того, что она себе навоображала. Значит, маньяк, сообразила Яна и судорожно занялась поисками рифм, которых оказалось великое множество. Маньяк… Никак… Дурак… Башмак… Впросак… Гамак… Дуршлаг… Ништяк… Однако из всего этого абсурда складывался сущий же абсурд: «На меня напал маньяк. Как он выглядел? Никак. Бросила в него башмак, и маньяк упал в гамак. Да, попал маньяк впросак. Ну а я как? Все ништяк…» – и Яне оставалось только во все глаза разглядывать незнакомца, который неизвестно каким образом проник в дом.
Внешность. Глаза небольшие, но удивительного цвета, как будто на осколок дымчато-серого стекла бросили щепотку пепла. Лицо вообще невыразительное, но чем-то интересное, на первый взгляд и не скажешь, чем именно. Крупный нос с небольшой горбинкой, а книзу какой-то плоский, как будто его стукнули и слегка приплюснули. Губы небольшие и плотно сжатые; можно подумать, что всякий раз, когда он хочет сказать что-то лишнее, эти губы удерживают его от ненужных слов. Все лицо усеяно маленькими шрамами, щербинками, величиной с четвертинку от шкурки подсолнечной семечки.
Манера одеваться. Странная, надо сказать, для маньяка манера. Ослепительно-белая рубашка, поверх которой надето подобие жилета из черной кожи. На ногах – черные брюки, на левой руке – довольно красивой и ухоженной для маньяка руке с тонкими пальцами – широкое серебряное кольцо с александритом. В правой – вересковая трубка, которая совершенно не вяжется ни с одеждой, ни с самим маньяком.
Возраст. Около сорока; во всяком случае, он, что называется, хорошо сохранился.
Черты характера. Скорее всего, придирчив в мелочах, влюблен в себя и обожает, когда ему говорят комплименты. Увы, все это не исключает того, что он – маньяк…
Если бы Яна включила его в свой роман, он наверняка был бы каким-нибудь героем-любовником, меняющим женщин как носовые платки, которые у такого типа всегда должны быть идеально чистыми и белоснежными, как его рубашка.
– И что это вы меня так пристально разглядываете, милая барышня? Изучаете? – поинтересовался Маньяк, и по губам его скользнула совершенно не маньяческая, а самая что ни на есть самодовольная улыбка.